Лядский Т. С. Записки из лётного планшета

Предисловие редактора 
Перед тобой, читатель, дневники летчика-аса времен Великой Отечественной войны 
Героя Советского Союза Тимофея Сергеевича Лядского. До этого они никогда не 
публиковались. Тебе предстоит ознакомиться с удивительным документом 
человеческой судьбы, свидетельствами очевидца об одном из важнейших и 
трагических событий XX века. 
Я знаю, что многие читатели с интересом и доверительно относятся к дневникам, 
письмам и другим жанрам документальной беллетристики. В этом смысле предлагаемая 
вам книга ценна и убедительна вдвойне. Ведь на войне редко кто ведет дневниковые 
записи, которые отличаются от воспоминаний отсутствием какой бы то ни было 
конъюнктуры и лакировки, поскольку делаются «для себя». 
Тимофею Сергеевичу это удалось. С достойной похвалы скрупулезностью и терпением 
описывает он боевые будни с мая 1942 года на Калининском фронте и до победного 
мая 1945-го, который он встретил в Чехословакии. Возможно, кому-то эти записки 
поначалу покажутся слегка однообразными и монотонными. Не спешите судить, не 
дочитав их до конца. И вы увидите, как в череде повторяющихся событий и случаев 
золотыми блестками мелькают чувства, измотанного войной человека, мечтающего о 
мирных днях, как цеплялись отважные летчики за жизнь в часы своего досуга, 
отдаваясь мирским страстям и радостям. Они были молодыми! А их жены прекрасно 
знали, что между супружеской верностью и мимолетными увлечениями лежит черная 
пропасть небытия — и все прощали, только бы не в эту пропасть. «Смерть витала 
над нами в воздухе», — пишет в одном месте в не свойственном для себя 
романтическом стиле Т. Лядский. И в то же время это очень точные слова. 
Будни войны у летчиков, действительно, были однообразными. Вылеты на боевые 
задания, схватки с противником в воздухе, преодоление заградительного огня 
зениток, неудачные посадки по той или иной причине, бросок с парашютом из 
горящего самолета. Плен, побег, возвращение в родной полк, виртуозное мастерство 
пилота и, наоборот, безалаберность, неаккуратность, традиционный расчет на 
привычное авось... И снова вылет, и снова... А в перерывах — выпивки, вечеринки, 
какие-то мелкие бытовые радости. Вот такой нехитрый, повторяющийся сюжет боевых 
будней, если не учитывать одно обстоятельство: каждый день кто-то горел в 
самолете, кто-то разбивался, прыгал с парашютом. "Не раз оплакивал я своих 
друзей в кустах" — напишет Т. Лядский. 
Запомнилось и вот это его свидетельство. Как известно, летчики на войне получали 
денежное довольствие. И тут же старались от него избавиться: посылали переводы 
родным и близким, тратили на себя. Это был простой расчет: завтра деньги могли 
уже не понадобиться. В цене была только жизнь. 
Человек прямой, не скованный какими-либо карьерными устремлениями, Т. Лядский с 
нескрываемым возмущением пишет в своих дневниках о неумелых, а порой и 
безответственных действиях ведущих, от которых во многом зависела жизнь летчиков 
ведомых самолетов, о зачастую равнодушном отношении к летному составу воинского 
начальства. Порой эти суждения резки, но летчик-ас имел на это право. 
Т. С. Лядский родился в Кировоградской области (Украина) в 1913 году. Учился в 
институте в Ленинграде, но потом бросил и в 1935 году поступил в военную 
авиационную школу в г. Энгельс Саратовской области. Освоил несколько типов 
самолетов. Поэтому, когда в 1942 году его отправили на фронт, он уже был хорошо 
подготовленным летчиком и в полной мере проявил себя на штурмовике Ил-2. За 
время войны он совершил 185 боевых вылетов. 
Внимательный читатель обратит внимание: молодые летчики довольно ревностно 
относились к славе, в частности к наградам, которые были в то время почти 
единственным общественным и государственным признанием их вклада в освобождение 
Родины. Это признание боевого вклада Т. Лядского более чем убедительно: Звезда 
Героя и орден Ленина, четыре ордена Красного Знамени, три ордена Красной Звезды, 
два ордена Отечественной войны, орден Александра Невского, множество медалей. 
После войны и до самой смерти Т. Лядский жил в Витебске, служил в транспортной 
авиации, работал в местном аэропорту. Все, кто его знал, вспоминают о нем как о 
порядочном, скромном, достойном человеке. 
И последнее, перед тем как ты, уважаемый читатель, приступишь к чтению дневников 
этого замечательного человека, настоящего Героя, доблестного офицера. Случилось 
так, что в институте я учился в одной группе с его дочерью Аллой. И никогда не 
слышал от нее рассказа о своем героическом отце, не было и случаев использования 
его имени в корыстных целях, тем более гордыни. Так он воспитал свою дочь. 
Сергей Рублевский 


Немцы называли наш самолет «черная смерть». Нас — «летчиками-смертниками». Своим 
товарищам, живым и мертвым, тем, кто бесстрашно сражался с врагами во имя 
свободы Родины, посвящаю эти записки. 
  Как свидетельствовал генерал Байдуков, который более двух лет командовал нашей 
  4-й гвардейской штурмовой авиационной дивизией, в начале войны, в том числе в 
  районе Ржева и Великих Лук, на каждые 100 наших боевых вылетов приходилось 
  10-12 сбитых немцами самолетов. В 92-м гвардейском штурмовом авиационном полку 
  нашей дивизии за три года войны погибли 76 летчиков. 
  На самолете Ил-2 за три года войны я выполнил 185 боевых вылетов, из них 89 
  раз водил на задания группы, в общей сложности 445 летчиков. Для Ил-2 это 
  много. Редко выпадали полеты, чтобы немцы не обстреливали нас: зенитной 
  артиллерией, стрелковым оружием различного калибра... Ведь во время атаки 
  целей мы снижались до высоты, 5-10 метров. Истребительной авиацией противника 
  не был сбит ни один из летчиков, которых я водил в бой. 
  Летчиков, воевавших на штурмовиках, можно было разделить на несколько 
  категорий. Прежде всего — храбрые, честные воины. Первым храбрецом у нас был 
  А. Кузин. К этой категории можно было отнести и техника Яшу Фетисова, который 
  обслуживал мой самолет. Он даже ухитрялся летать на боевые задания! Упрашивал 
  штатных воздушных стрелков уступить ему место в самолете. До войны был 
  отличным охотником, очень метко стрелял... 
  Чего греха таить, были летчики, которые боялись летать на боевые задания. 
  Некоторые умело скрывали свой страх. Я, как и большинство моих товарищей, не 
  был безрассудно-бесстрашным, но в сложной обстановке соображал неплохо. 
  Неоднократно спасал своих подопечных от немецких истребителей. Однажды после 
  посадки на рулении у моего самолета отвалился фюзеляж. Хорошо что не в 
  воздухе. Подо Ржевом меня подбил Me-109 ("мессершмидт"). Чудом уцелел. Сел в 
  поле на фюзеляж. При полете в район Великих Лук, ст. Чернозем, лопнул 
  выхлопной клапан мотора, тоже был вынужден сесть в поле. В том полете сбили 
  два наших самолета. 
  Большие потери летного состава во многом объяснялись неумелым руководством 
  старших командиров (от командира полка и выше). Сами не летали, но награды 
  получали регулярно. После гибели летного состава они даже не делали разбора 
  полетов, не анализировали причины неудач. Во время выполнения одного боевого 
  задания погибли 18 человек — и никакого анализа причин. Были у нас и такие 
  «летчики», которых близко к самолету нельзя было подпускать. Но это мы поняли 
  потом, спустя годы...
25.05.42 г. 
Опять переезд. Отдых закончился. Пора браться за дело. Едем по маршруту Верея — 
Дорохов — Москва — Куйбышев переучиваться на самолет Ил-2. 
Приехали в село Кинель-Черкассы. Завод в Смышлаевке по производству Ил-2. Здесь 
глубокий тыл. По-моему, даже немецкие разведчики не летают. Хотя на Саратовский 
завод, где выпускают истребители Як-1, делали налеты. 
17 мая послал Груне облигации. 19 мая из Москвы — письмо от нее и от Зайцевой. 
Сегодня пишу им. 
Пока ничего нового и интересного нет. Записывать нечего. Все впереди. Прибыли 
сюда 23 мая. Деревня. Жизнь провинциальная. Много эвакуированных. Живем в 
бараке. Видим облеты Ил-2. 
14.06.42 г. 
Получил 3 первых провозных на Ил-2. Сначала были занятия по изучению самолета. К 
1 июля должен все закончить — и на фронт. 
Сегодня в воздухе загорелся Ил-2, вошел в пике, врезался в землю. Летчик 
выпрыгнул, но парашют не раскрылся. 
Когда же получу письмо от Груни? Ведь я ей должен посылать деньги, но не могу, 
не зная, дойдут ли. 
15.06.42 г. 
Прошло уже около 3 месяцев, а от нее нет весточки. Не знаю, как она живет, что с 
ней. Все пережито, но не забыто. К прошлому возврата нет. Уже не придется 
переживать любовные чувства. Поздно, некогда. Думаю, что полюбить по-настоящему 
можно только один раз. 
В селе Кинель-Черкассы иногда пью молоко, каждый вечер грызу семечки (здесь так 
принято), иногда играю в волейбол, часто хожу в кино, на концерты. По приезде 
сюда от радости встречи с новыми людьми начал было заводить знакомства... 
4.07.42 г. 
Кинель-Черкассы с авиационным заводом находятся севернее Куйбышева километрах в 
30, а мы перебрались южнее — в Кряж. Первая стадия переучивания на самолете 
закончилась. Здесь будем обучаться боевому применению: летать строем, стрелять 
из пушек, пулеметов, бомбить и все прочее, что потребуется в бою. 
В Кинель-Черкассах привык. Нескучно. Получил единственное письмо от Груни. Очень 
хорошо. Не знаю, получила ли она деньги. Здесь пробудем недолго. Но погода 
(дожди), наверное, задержит... 
Немцы опять начали наступление по всему фронту, но на этот раз таких успехов как 
в 1941 году у них не будет. Военный философ Клаузевиц неспроста говорил: 
«Наступление, первый раз не приведшее к полному разгрому врага, вторично 
принесет поражение, а не победу». 
13.07.42 г. 
Итак, обучение закончено. Теперь осталось применить все на практике. Сегодня 
улетаем на фронт. Но куда, пока неизвестно. Видимо, под Воронеж или на Западный 
фронт. Буду воевать на первоклассном штурмовике Ил-2. Пока они одноместные, без 
стрелка. Говорят, конструктор Ильюшин планировал 2-местные, но Верховный обвинил 
его чуть ли не в малодушии, в неверии в силу Красной Армии и велел делать 
одноместные. Фюзеляж покрыт броней в 5 мм от винта до задней кабины. Но с 
«хвоста» он не защищен. Летчики, которые уже летали на Ил-2, рассказывали, что 
бывали случаи, когда пять «мессершмидтов» расстреливали весь боекомплект, но так 
и не могли сбить (возможно, это было поначалу, когда они еще не знали 
технических особенностей машины). 
Встретил некоторых знакомых: Манаткина, Желагина (летают на «дугласах»), 
однокашника из энгельской школы (уже с орденом), Солоненко и других. 
За 13 дней, прожитых в Кряже, пять раз был в Куйбышеве, четыре раза пил пиво. 
Имел два незначительных знакомства, вполне невинных. Даже был на танцульках и 
смотрел кино «Цирк». 4.07. послал Груне телеграмму, но ответа нет и, видимо, не 
успею получить. Послал маме 300 рублей. 
Все хорошее осталось в прошлом. Одни воспоминания. 
18.07.42 г. 
Вот мы и на Западном фронте. Вчера приземлились возле деревни Дядьково (недалеко 
от города Дмитров). Наша эскадрилья пролетела через Москву, прямо над Красной 
площадью на высоте 400 метров. Сегодня перелетели на другую площадку. Дней пять 
попрактикуемся, а затем — работа, горячая, интересная и опасная, постоянный риск 
и надежда авось пронесет. 
Многое зависит от мастерства летчика. А в работе на моем самолете от того, будут 
ли сопровождать нас истребители прикрытия. А где взять истребители, если, со 
слов Жукова, немцы на 63 западных аэродромах за одно утро 22 июня сожгли 1500 
самолетов, большинство из них — новых типов. 
28.07.42 г. 
Вот и пришло время на войну: 26-го неожиданно сообщили, что через несколько 
часов улетаем. Даже не успели попрощаться со знакомыми. 27-го вылетели в Калинин 
(аэродром Мигалово). Здесь сосредоточено очень много авиации. Видимо, готовится 
крупная операция. И нам придется участвовать. 
Из Калинина перелетели в район Торжка, на аэродром Машутино. Встретил здесь 
старшего лейтенанта Никитина, однокашника из Энгельса, и Киселева. Теперь он 
подполковник, награжден Звездой, служат во 2-м гвардейском истребительном полку. 
Рядом находится 6-й гвардейский штурмовой. Жизнь в Гари (аэродром возле 
Дмитрова) была насыщенной: кино, развлечения. Все это в прошлом. Через несколько 
дней будем воевать. Какими будут мои первые боевые вылеты? Что они принесут? 
Интересно и опасно. Главное — начать, тогда будет попроще. 
Из Гари послал Груне 500 рублей. Надо еще послать. 
30.07.42 г. 
Сегодня, взлетев с аэродрома Машутино, получил первое боевое крещение. Ничего 
особенного не произошло. Повел на цель под Ржев группу из 6 самолетов командир 
нашей эскадрильи капитан Штыков. Атаковали что-то возле деревень и вдоль 
железной дороги. В первом вылете вообще мало что соображаешь. При подходе к цели 
на высоте 700-800 метров нас обстреляли из пулеметов и пушек. Атаковали 
противника из-за разорванной облачности (3-4 балла). Был слабый дождь. Цель была 
видна (вернее, земля) плохо. В первом заходе поторопился сбросить реактивные 
снаряды. Хорошо и не помню, куда. А вот бомбы на железную дорогу. Разрывов не 
видел. Обстреливал Ржев из пушек и пулеметов. Зенитный огонь был интенсивный. В 
особенности в районе аэродрома на восточной окраине города. Метрах в пяти перед 
моим самолетом пролетело несколько трассирующих пуль. Одним словом, первый вылет 
получился не очень удачным из-за плохой погоды. 
Никто меня от цели не уводил, ушел сам: развернулся в сторону Торжка. Минут 
через пять оказался сверху сплошной облачности. Земли не видно. По курсу пробил 
облачность. Высота метров 200. Где-то рядом была "железка". Взял курс 270°. 
Через несколько минут вышел на железную дорогу, которая вела в Торжок. На стыке 
"железок" Ржев — Торжок и Великие Луки — Торжок стояла водонапорная башня. Взял 
курс на аэродром, совершил посадку. 
Из нашей группы не вернулись сержант Полетаев и младший лейтенант, командир 
звена Сутырин. Оказалось, Полетаев сел на другом аэродроме и на следующий день 
прилетел, а Сутырин заблудился, пытался посадить самолет в поле и разбился. 
Плохо летал. 
Погода испортилась. Отдыхали несколько дней. 
2.08.42 г. 
Второй вылет 31.07. был очень интересным. Громили эшелон двумя четверками. Это 
была работа! Видел, как взрывались цистерны с горючим. У меня, к сожалению, не 
сработали реактивные снаряды и отказали пушки именно в тот момент, когда я шел 
вдоль эшелона. Пришлось стрелять только из пулеметов. Видел попадание пуль, но 
они ничего не зажгли. 
В этом вылете я получил одну пулевую пробоину. 
Третий вылет совершил в тот же день. Цель — танки. Но их в указанном районе не 
оказалось или мы их не нашли. Пришлось атаковать эшелон, но он, видимо, был 
пустой — ничего не взорвалось, не загорелось. 
Четвертый вылет был уже в августе. На этот раз осколок снаряда пробил фюзеляж. 
Капитан Бочко получил две большие пробоины в плоскости. И еще в одном самолете 
пробит фюзеляж, снаряд попал в броневую перегородку, в шов сварки бронеплит и 
расколол их. Осмотрел осколок: он все время дымит, имеет какие-то зажигательные 
свойства. 
Погода в эти дни была очень плохая, облачность от 150 метров и выше. Идут дожди. 
К целям приходилось летать в облаках. А с другой стороны, это помогло нам. После 
штурмовки цели я сразу уходил в облака, пересекал линию фронта, восстанавливал 
ориентировку и возвращался на свой аэродром. Всякий раз — один. 
Летчики, летавшие 30 и 31 июля, имеют по две благодарности: первую — от 
командира дивизии, вторую — от командующего фронтом. Я — тоже. Мы еще еле 
освоили новый самолет, а уже пришлось выполнять боевые задания в очень сложную 
погоду. Хорошая практика. Сегодня подал заявление о вступлении в партию 
(посоветовали). 
Вчера во второй половине дня и сегодня с утра погода не позволяет летать. Когда 
улучшится, пойду на пятый вылет. 
31-го моему комэску в воздухе над целью пробило бомбу с горючей жидкостью. 
Вспыхнул пожар, но он вовремя сбросил ее. 
Истребители противника не мешали. Но зенитное противодействие сильное. Я ходил 
ведомым и видел, как вокруг ведущих было много зенитных разрывов, не говоря уже 
о пулях. Но пули нашим самолетам с расстояния 500-700 метров и больше не 
страшны. А зениткам не попасть в уязвимые места. Немецких самолетов пока нет, а 
наших порядочно. Все это хорошо, но есть и горькие вести. 31.07 разбился мой 
друг Б. Пелевин. Подбили над целью. Скорее всего были повреждены закрылки на 
одной плоскости. При их выпуске перед посадкой самолет перевернулся вокруг 
продольной оси. Это был третий вылет Пелевина. Хоронили его 1.08. Шел дождь. 
Могила на опушке леса, возле дороги. Я сказал несколько прощальных слов. И вот 
теперь ежедневно утром проездом на аэродром и возвращаясь вечером в деревню, 
читаем надпись на холмике: «Летчик — младший лейтенант Пелевин Борис Иванович, 
1920-1942 гг. Погиб при выполнении боевого задания в борьбе с германским 
фашизмом». Слава тебе, наш боевой друг. Мы за тебя отомстим. 
31 июля был подбит и ранен старшина Дольников. 
Лежит в госпитале. 
1 августа замкомандира эскадрильи старший лейтенант Брежнев был подбит и на 
своей территории при посадке разбился. Младший лейтенант Горбаченко летал с ним 
в паре, домой не вернулся и неизвестно, где теперь. 
...Дописать не удалось, был вызван на КП — боевое задание. Пятый вылет! 
Бомбил и обстреливал противника в молодом лесу у реки. Пехоту и артиллерию. На 
первом заходе сбросил бомбы. Видел большой пожар. На втором заходе обстреливал 
из пушек и пулеметов. При отходе от цели почувствовал сильный удар снизу сзади. 
Машина резко перешла на кабрирование (набор высоты). Прибор скорость не 
показывал. Я надавил на ручку управления двумя руками и коленями и убрал рычаг 
газа, чтобы изменить давление струи от мотора на руль высоты. С 600 метров 
снизился примерно до 200. Начал давать газу, но мотор не работал, запахло 
горящим маслом. Решил садиться на посевы. Но, не зная скорости, перелетел их и 
шлепнулся на фюзеляж метрах в двадцати от крестьянской хаты. Закончилось все 
благополучно. У меня ни ушибов, ни царапин, только руки и ноги дрожали от испуга 
и перенапряжения. Оказывается, ко мне сзади очень близко подошел немецкий 
истребитель и «сыпнул» очередь. Сразу и не понял. 
Вылез из кабины и осмотрел самолет. Вся нижняя часть его была в масле. Фашист 
попал в масляный радиатор. Было достаточно много пробоин и в других местах. 
После осмотра самолета достал бортпаек, взобрался на самолет, уселся и стал 
закусывать. Жалко машину. Обнадеживало то, что специальные бригады собирают все 
подбитые самолеты, восстанавливают в мастерских. 
А что подумал фриц? Не знал, видимо, что я сел. Вот так впервые моя жизнь висела 
на волоске. Если бы фриц дал очередь подлиннее или еще одну, думаю, все было бы 
кончено. Но я сделал очередную запись в дневнике, а за мною прилетел У-2. 
5.08.42 г. 
Меня доставили на аэродром. Самолет остался на месте приземления. На второй день 
с командиром эскадрильи полетел за Ил-2, на котором сделал вынужденную посадку в 
поле сержант Полетаев. Случилось непредвиденное: сломал винт У-2 во время 
руления. Капитан взлетел на Ил-2, а я остался ждать, когда доставят винт. Не 
повезло. Пробыл двое суток в 20 километрах от линии фронта. Все время была 
слышна стрельба тяжелой артиллерии. 
Встретился с артиллеристами, катался на их лошади. Вечером меня угостили 
чикагскими консервами и напоили американским чаем. В 12 часов привезли 
пропеллер. Поставили. Еле удалось взлететь. По прибытии узнал, что наша девятка 
летала штурмовать аэродром в совхозе «Дугино» (район Вязьмы). Вернулись 3 
самолета. 
Наш полк (20 самолетов) начал воевать в конце июля. Результаты печальные. На 
сегодняшний день остались семь летчиков и четыре самолета. Три летчика погибли 
на своей территории. Остальные неизвестно где. 
Что впереди? Теперь только начинаю понимать и чувствовать, что такое война. 
13.08.42 г. 
Жаль, что мало свободного времени. Встаю в 3-4 часа, ложусь в 22-23. Все время 
на аэродроме. Приходится брать с собой тетрадь и писать здесь, что нежелательно, 
рискованно. 
Работа очень напряженная. Приходится делать в день по 2-3 вылета. А Дольников 
один раз сделал 4 вылета. 
Воюю уже полмесяца, имею 12 боевых вылетов. После того как меня сбили, не летал 
до 10-го, когда получил другой самолет. 
14.08.42 г. 
За 3 вылета было всего две маленькие пулевые пробоины. А 11.08. — около 20. Но 
почти все пулевые. 12.08. — 5 пулевых пробоин. 
Наш командир звена подломал самолет. Проклятая пулька пробила шланг системы 
выпуска шасси. Одно колесо выпустил, а второе нет. Делал посадку на одно, но и 
оно отломалось. Короче говоря, самолет бит. 
Пуля для Ил-2 вроде бы не опасна: броня! Но смотря куда попадет. Недавно 
повредила мне тягу руля высоты. А если бы перебила — смерть. 
Вообще пуляют в нас много. Особенно когда выходишь из атаки на низкой высоте, 
фашисты стреляют в "хвост". 
Опасны зенитные снаряды: прямое попадание в мотор, кабину, бензобак, фюзеляж. 
Попадания в плоскости, ближе к консоли, не так опасны. Иногда возвращаемся с 
метровыми и большими дырами. Командир полка Кунтыш прилетел, а у него от руля 
поворота остались только обрывки перкали и часть нервюр. 
На аэродроме Машутино был такой случай: летит на низкой высоте Ил-2, смотрим, а 
часть киля и руль поворота у самолета белые. Думали, так покрашены. Оказалось, 
это результат попадания зенитного снаряда. 
Ил-2 — хороший самолет, даже подбитый летит устойчиво. Иногда бывают просто 
чудеса. Летит обрубок какой-то... Лишь бы мотор работал. Не напрасно немцы 
называют наш Ил «черная смерть». Боятся. 
Под Ржевом уже полмесяца идут бои. В газетах об этом ничего нет. Немцы 
закопались в землю. Пехоте трудно их выбивать. 
В начале наступления вражеской авиации не было. Потом появилась. Нас все время 
прикрывают истребители. Гвардейцы на Як-1 молодцы, хорошо работают. Среди них 
мой друг однокашник Никитин (в летной школе его звали Чапай). 
На меня послали документы на звание старшего лейтенанта. 10 августа приняли 
кандидатом в члены ВКП(б). 
Встретил еще двоих друзей. С одним вместе школу заканчивали — А. Леонов. Со 
вторым были в Новосибирской летной школе. Мало уже осталось нас, «старичков». 
Сейчас большинство — молодежь из пополнения. Неопытные. Одному такому поспешили 
дать должность командира звена. А он при первом же вылете заблудился, разбил 
самолет и угробил себя. На войне естественный отбор. Толковые и сообразительные 
выдюживают, дольше живут и больше приносят пользы. Слабые выходят из строя. 
Немалую роль играет случайность. Мне пока везет. Был на волоске от гибели, но 
уцелел. 
Уже на третьем месте в полку по количеству вылетов. 
8.08 послал Груне 500 рублей. Всего уже 2000. Не знаю, получает ли она их. Ее 
маме послал 300 рублей. Мои родные в Донбассе «под немцем». Ни от кого нет 
писем. Пусть живут, мои дорогие. Я за них воюю. За отца, маму, сестру, брата, 
жену. 
Наш 687 ШАП (штурмовой авиационный полк) был сформирован 23.11.41 г. в городе 
Молотове из выпускников школы летчиков. Начал воевать в его составе примерно с 
января 1942 года на самолетах Р-5 (немцы называли «рус-фанер»). Действительно, 
из фанеры. 
К весне 1942 года выведен на переформирование, т. е. был разбит. Из 19 летчиков 
в живых остались 7: командир полка майор Кунтыш, командир эскадрильи капитан 
Штыков, замкомандира эскадрильи ст. лейтенанты Коробейщиков и Логвиненко и 
летчики лейтенанты Игошин, Коныгин, Иванов. Из стрелков осталось пять человек. 
Остальные погибли. 
После пополнения перед первой Ржевской операцией 30 июня 1942 года полк был в 
следующем составе: майор Кунтыш — командир полка, командиры эскадрилий — 
капитаны Штыков и Бочко, зам. командира эскадрилий — капитан Щербаков, старший 
лейтенант Брежнев и командиры звеньев — старшие лейтенанты Коробейщиков, 
Шуверов, Логвиненко, младший лейтенант Сутырин. Летчики Корниенко, лейтенант 
Горькавый, Иванов, Коныгин, Игошин, лейтенант Лядский, младший лейтенант 
Пелевин, старшина Дольников, Горбаченко, сержанты Полетаев, Владимиров, Шумихин. 

В этом составе я — пополнение. 
17.08.42 г. 
Первый тур закончил 13 августа 13-м боевым вылетом. Он был тревожным (для 
суеверных: два раза по 13!), но закончился вполне благополучно. Было задание: 
найти переправу на Волге между Ржевом и Зубцовом и уничтожить ее. Нас 
сопровождали Яки из 1-го гвардейского авиационного полка. Перед Зубцовом 
истребители исчезли. Наверное, сработали по принципу «За Родину — и в облака». 
Это бывало не раз. Дальше мы пошли сами. Хорошо что переправа оказалась возле 
Зубцова. Наше звено ее разбило, а нас даже не обстреляли. На бреющем ушли домой. 
К счастью, немецких истребителей тоже не встретили. 15.08 остатки нашего полка 
уехали на пополнение летчиками и самолетами. Жалко, что двоих наших, Дольникова 
и Радченко, направили в другой полк. Ехали мы на машине с аэродрома Машутино 
через Торжок, Калинин в Кимры. Очень неудачно: потратили полтора суток, вместо 
12 часов. Кимры — хороший городок. В мирное время неплохо было бы здесь жить и 
работать каким-нибудь продавцом или сапожником, но не летчиком. В таком городе 
иметь любимую жену и семью было бы блаженством. Об этом можно только мечтать. 
Примерно через полмесяца поеду на второй тур. Уже имею некоторый опыт, 
обстрелян, что много значит на войне. Стал лучше соображать. В первом туре 
повезло. Но везенье — довесок, нужно мастерство. 
Горбаченко ранен. Гарькавый Филя неизвестно где. Наверное, погиб: на него напали 
истребители. 
Дольников воюет умно. Видимо, долго протянет. 
Писем ниоткуда нет. Как будто забыли обо мне. Жду. 
27.08.42 г. 
Вот уже более 10 дней как абсолютно ничего не делаю: нет бензина... Только 
сегодня по радио сообщили, что началось, примерно месяц тому назад, наступление 
на Западном и нашем, Калининском, фронтах. Сегодня передавали почти подробности 
боев за Зубцов, Погорелое, Городище и Ржев. Я участвовал в боях только под 
Ржевом. Может, эту передачу слышал кто-нибудь из моих близких и догадался, где я 
воюю. 
Положение на юге очень плохое. Немцы реализуют свой план. Кавказский хребет 
будет для них не очень сложной преградой. Нефти у нас останется мало. Борьба еще 
более осложнится. 
Война обойдется очень дорого. Мы до ее завершения не доживем. 
А пока в Кимрах очень хорошо. Много девушек и мало парней. Им, бедным девушкам, 
скучно, не с кем развлечься. Как они пристально смотрят на нас, летчиков... Хожу 
частенько на танцы. Очень нравится. Наверное, потому, что в своей жизни лучшего 
не видел. 
Водочки здесь немного: отстояв очередь, купишь по цене 70 рублей за литр, а с 
рук — за 500 рублей. Но денег нет. 
Получил от Груни письмо. Второе за 5 месяцев! Но оно меня не только обрадовало, 
но и опечалило. У Груни язва желудка. Это серьезно. Послал ей 2500 рублей, но до 
сих пор она получила только 1000. Кроме того, очень страдает душевно: ждет 
меня... Но чем я могу утешить? Война рушит все. Лучше бы она меня забыла, пока 
не поздно. Но она не из таких. 
Имел небольшое увлечение. Но все это неинтересно. За 5 месяцев в душе появилось 
отчаяние, чувствую себя обреченным на смерть. 
Мой друг Борис развлекался в Гари, как будто знал, что погибнет на фронте. 
28.08.42 г. 
Вынужденный отдых неожиданно прерван. Сегодня собираюсь уезжать в Дядьково 
(около Дмитрова) на пополнение. Прощай, 687-й полк! Сжились, подружились, стали 
близкими, а там что будет — неизвестно. На войне рождается настоящая дружба. 
Здесь все летчики равны, кроме старшего начальства. У всех судьба одинакова: 
сегодня жив, а завтра... Капитан, лейтенант, сержант — все друзья и родные. 
Дольников и Радченко, говорят, имеют уже по 30 вылетов. 
Наградили орденом Красного Знамени. Двух капитанов и меня. Зачитали указ на 
стадионе. Попросили произнести речь. Ну какой из меня оратор! Но все же немного 
сказал. После этого нас покачали. 
8.09.42 г. 
В конце августа все же не уехал в другой полк. Начальство так решило. Оно и 
лучше. В этот день мы погрузились на катер в Кимрах и приехали в Дядьково (здесь 
я уже в третий раз). В Кимрах было лучше: есть где погулять, да и водочки можно 
купить. Особенно понравились танцы. Помещение очень удобное, молодежь вполне 
приличная, есть симпатичные девушки — выбор хороший. Танцами я увлекся. 
Здесь много московских девчат, добывают торф, приходят к нам в деревню и 
устраивают танцы на улице. У меня знакомых еще нет. 
1 сентября этого года наш полк посадили в самолет «дуглас» (Ли-2) и за 4 часа 
доставили в Кряж (завод в районе Куйбышева). Просмотрел там все письма, но для 
меня ничего не было. 
Побывал в Куйбышеве. Там сейчас очень скучно, полное затемнение. Но немцы еще не 
бомбят. 
6 сентября вылетели на фронт на полученных самолетах. Мне пришлось лететь с не 
уложенным парашютом (распустившимся), но долетел хорошо. Садились на заправку и 
ночлег в Арзамасе. На следующий день прилетели домой. Встретили нас хорошо. 
Перед обедом дали положенные 200 граммов. И еще я получил 600 граммов. 
Немного потренируемся, пополнимся летным составом и через несколько дней — на 
второй тур. 
Лейтенант Радченко погиб. Во время полета на этот проклятый аэродром в совхозе 
«Дугино» под Вязьмой. Первый раз на него летали шестеркой, потеряли 4-х летчиков 
и 6 самолетов. 26 августа послали пятерку. Один Дольников вернулся. На этом же 
аэродроме погиб и Филя Гарькавый. В первый вылет. Зачем шлют людей на убой? 
Мои слова сбываются: Дольников будет долго воевать. Умен и осторожен. Меньше 
рискуешь — дольше воюешь — больше убьешь. 
Да, Ржев — крепкий орешек, раскусить нелегко. Больше месяца идут за него бои. 
Теперь опять авиацию стягивают. Нам, наверное, еще придется за него сражаться. 
Наша авиация несет крупные потери. Почему на Ил-2 нет стрелка? Задняя сфера не 
защищена. Истребители подходят и расстреливают. Сотни самолетов сбиты из-за 
этого. Некоторые сажают за бронеспинкой добровольца с пулеметом. Фриц подходит 
поближе, зная, что стрелка нет, и натыкается на огонь. 
От сопровождения истребителями толку мало. Зачастую у летчиков сопровождения не 
хватает мастерства, смелости... А немцы наглеют. Да и наши штурмовики еще не 
научились себя защищать. Многое зависит от ведущих. К сожалению, «старичков» 
выбили, авиацию пополняют молодежью, сержантами, не имеющими опыта не то что 
военного, даже жизненного. Слабо выучены, плохо держатся в строю, рассыпаются, а 
их сбивают поодиночке. Приличных летчиков в начале войны потеряли на старых 
самолетах: не успели перевооружиться. Были Р-5, Тб-3 и прочее старье. 
На Волге будут крупные бои. Там немецкие асы из ПВО Берлина. Все с крестами. 
Господствуют в воздухе. 
На днях, наверное, поеду в Москву за орденом. Волокита! 
Писем нет. Получила ли Груня деньги? Как она живет, как здоровье? Иногда она мне 
снится. И обычно как мы расходимся, а затем — примирение. Сон почти всегда 
заканчивается счастливо. 
Скоро уже месяц, как не воюем. В нашем полку теперь тоже будут одни сержанты... 
18.09.42 г. 
Приближаются холода. Зимы боюсь: плохо воевать. Дней через 10, видимо, начнем. А 
где и как — не знаем. 
Не хватает бензина. Два дня ходили молотить овес, помогали селянам. 
На фронте пока бензин есть. Чуть ближе к прифронтовой зоне — уже не хватает. Вот 
что значит для нас Кавказ. Чем все это кончится? Счастлив будет тот, кто увидит 
конец войны. 
Речи Черчилля и тем более Гарримана все же обнадеживают в том, что второй фронт 
будет. Но когда его откроют... 
Дней 5 тому получил от Груни аж два письма. 
14 сентября должны были ехать во второй раз в Куйбышев за самолетами, но не 
получилось. И в Москве, куда собирались за орденами, побывать не пришлось. А так 
нужно было. Хотел заехать к маме, пусть не родной, но такой близкой мне. 
Часто вспоминаю добрые старые времена, когда в хороший солнечный день в 
Кременчуге я в костюме и в шляпе, она — в длинном, моем любимом платье 
прохаживались по улице или гуляли на стадионе, на берегу Днепра. Вспоминаю со 
всеми подробностями. Или Актюбинск, куда мы переехали со школой из Кременчуга. 
Арбузы под кроватью, мокрушки ползают по комнате... Я всегда торопился домой. 
Когда шел из авиашколы, все считал, сколько осталось кварталов, а до дома их 
было семь. 
Там у начальства я был в опале. Впрочем, как всегда. Такой уж я человек: не могу 
терпеть несправедливость. У меня все не так, как у людей. А вот на войне мне 
почет. Делом заслужил. 
Из летных школ на фронт отправляют прежде всего неугодных. Как грустно быть 
одиноким в жизни. Где мои родители, сестра и брат, любимые и дорогие. Неужели 
когда-нибудь придется надеть свой гражданский костюм? Хотя бы без шляпы и без 
часов... 
29.09.42 г. 
Сегодня хороший солнечный день, но дует ветер. Нам дали выходной (редкий случай) 
из-за того, что закончена программа обучения боевого применения. Ожидаем, что 
через несколько дней улетим на фронт. Должны прибыть два зам. комэска и командир 
полка. Старый, майор Кунтыш, убыл. Комиссар эскадрильи уехал в Москву, узнает об 
орденах. Получить бы его до вылета на фронт. Поносить бы. 
Два пилота, сержанты моего звена, уже переучились. Готовы к боевым действиям. В 
тылу они соображают неплохо, а что будет на войне — посмотрим. 
В Дядьково прожил уже месяц. Хорошо отдохнул, погулял. Условия для развлечения 
здесь не ахти какие. Правда, девчат много. Но места, где могла бы собраться 
молодежь, нет. Все ходят одинокими. Вначале собирались на улице на танцы под 
гармошку. Но потом перестали. А теперь на третьем участке торфоразработок дней 
пять подряд крутят кино. И мы ходим туда смотреть и танцевать. Танцуют до начала 
кино и после. На торфе работает много девчонок, есть даже из Москвы, но 
приличных мало, а симпатичных почти нет. У меня появились знакомые. Но только 
для танцев, а не для провожаний. 
Вчера у себя в столовой устроили танцы. Но как-то все скучновато: танцуют 
тяжело, получается не удовольствие, а работа. 
Часто вспоминаю Гари. Поселок расположен от нас всего в 12 километрах. Там 
неплохо было. Как и в Кимрах. Можно было хорошо потанцевать. 
До сих пор не получил писем от Груни. Сам тоже никому не пишу. Напишу после 
того, как удастся съездить в Москву или перед вылетом на фронт. Денег осталось 
всего 350 рублей, нужны на мелкие расходы, посылать нечего. Получаем мало. 
Высчитывают заем, военный налог и прочее. 
Получил кандидатский билет в члены ВКП(б). 
Почему я остался цел после первого тура? Во-первых, благодаря случаю. Однажды 
лонжерон руля высоты был настолько поврежден, что еле держался. А если бы не 
удержался? Конец! На войне много случайностей, в результате которых люди 
остаются живы. А еще плюс мастерство. Летчик из нашей дивизии был ранен в 
воздухе, потерял сознание, самолет пошел к земле. Но перед самой землей летчик 
пришел в сознание и вывел самолет в горизонтальный полет. При этом зацепил 
крылом за землю так, что оно загнулось консолью вверх. Чудом прилетел домой. Все 
решала доля секунды. 
Или такой случай. Самолет подожгли в воздухе немецкие истребители и подумали, 
что с ним покончено. Вражеский истребитель зашел спереди. Летчик нажал на две 
гашетки на ручке управления (2 пушки и два пулемета) — и фриц был сбит. А сам 
штурмовик пришел домой. Ему сразу же вручили 1000 рублей, а потом и орден. 
Дней пять я не был в полку. Летал из Машутино в Дядьково. Как раз в это время 
наша девятка летала на проклятый аэродром возле совхоза «Дугино». Не вернулись 4 
летчика. Если бы я не был в отлучке, наверняка попал бы в эту мясорубку. 
Проклятое Дугино уже забрало на тот свет 11 летчиков с самолетами. 
После того как меня подбили, немного поумнел: не болтаюсь долго над целью. 
Ничего напрасного, ненужного не делаю. Упреждаю все, что зависит от меня. Не 
лезь на рожон! Избегай ненужного риска! Осторожность — прежде всего! 
Война затягивается. Конца ей не видно. Сталинград может устоять только чудом. 
Дорого он обойдется им и нам. 
2.10.42 г. 
Сегодня пишу последний раз в эту тетрадь. Оставляю ее в Люберцах. Она 
принадлежит тебе, моя дорогая Груня. Правда, в записях ничего особенного нет: 
описал то, что видел, пережил. Помни меня, пока будешь жива. Я принес тебе много 
невзгод. Свою вину искуплю, если суждено будет остаться в живых. 
Сегодня приехал в Москву за орденом. И вот заглянул на полчаса в твой бывший 
дом, Груняша, и делаю очередную дневниковую запись. Завтра опять улетаю на 
фронт. Возможно, тетради, подобной этой, ты уже не получишь... 
Обещаю соблюдать осторожность, но буду мстить извергам. 
Я все время воевал под Ржевом. Сейчас, наверное, поеду опять туда же или под 
Ленинград. 
Вот на сегодняшний день мой путь в авиации. 
Август 1935 года, город Энгельс — военная авиационная школа. 
Февраль 1939 года, Красноярск — инструктор летной школы. 
Май 1939 года. Эта школа переезжает в Новосибирск (местечко Бердск). 
Январь 1940 года — Балашовская школа. 
Январь 1941 года, Кременчуг — школа бомбардиров. 
Август 1941 года. Школа переехала в Актюбинск. 
Ноябрь 1941 года — ст. Урсатьевская. 
Апрель 1942 года — Верея (зап. Москвы). 
24 мая 1942 года — Кинель-Черкассы (завод Ил-2). 
30 июня, Куйбышев (Кряж). Обучение на Ил-2. 
1 октября мне и двум капитанам объявили, что можем ехать в Москву получать 
ордена. До Дмитрова отвезли на машине, далее на поезде. В нем я встретил 
девчонку, которая ехала в Томилино и подсказала дорогу до Люберец. И вот я 
здесь. 
3.10.42 г. 
Волнующим было получение первого ордена. Без 10 минут 12 нас, около 100 человек, 
пригласили в зал им. Свердлова в Кремле. Объявили, что ордена будет вручать 
Калинин. Ровно в 12, после боя кремлевских курантов, в зал вошел Михаил 
Иванович. Его встретили аплодисментами. Старичок низкого роста с белой бородкой. 
Однако еще бодрый. Говорит очень тихо. На расстоянии десяти метров не слышно. 
Началась процедура вручения. Горкин зачитывал фамилии. Михаил Иванович вручал 
ордена с документами, после чего жал руку. Примерно семидесятым вызвали меня. 
Перед началом процедуры предупредили, чтобы не сильно жали руку Калинину... 
Затем сделали общее фото. 
Наша группа состояла из 37 человек авиаторов и работников конструкторского бюро 
Ильюшина. 
Ордена вручили быстро. Примерно за полчаса. 
Когда я возвратился в полк, в столовой как раз давали красное вино. Мне дали 
перед ужином 200 граммов. После ужина сходил в штаб, где меня поздравили. 
3 октября, получив Красную Звезду, нашел в газете строчки и о себе. Пусть теперь 
знают мои друзья и особенно недруги, что я заслужил орден. 
Е. Д. Зайцевой оставил 200 рублей и просил, чтобы 100 рублей отправила Груне. От 
нее до сих пор нет письма. 
Со дня на день ждем вылета на фронт. Попрошусь в охотники. Интересная работа. 
Звеном или парой летать в плохую погоду на низких высотах по тылам немцев и 
разыскивать цели по принципу что попадется. Ничем не связан, никому не обязан. 
Раздолье. 
10.10.42 г. 
5 октября вылетели на фронт под Ржев. Работать будем на старом месте. Наши 
войска продвинулись и отогнали немцев за Волгу. Только северная сторона Ржева и 
несколько квадратных километров территории возле города находятся у них. 
Перелетая сюда, делали посадку в Калинине, на аэродроме Мигалово. Потом летели 
на аэродром в деревне Большое Вишенье. Сейчас сижу и пишу на аэродроме, а за 
облаками пошел немец. Наши истребители взлетают так, на всякий случай. 
Сегодня изучаем район полетов. Летать начнем, наверное, числа 15-го. Готовится 
операция. 
Свой адрес пока не знаю. 
В деревне жить очень скучно. 
Дают по 100 граммов каждый вечер. Да и кормят хорошо. 
Дольников лежит в госпитале. Подбили. 
При посадке скапотировал. 
6-го приснилась Груня, но, как обычно, плохо. Как будто мы ссорились. Она сейчас 
на далеком юге. Наверное, в Урсатьевской. Какое большое расстояние нас 
разделяет... 
Дождь мешает писать. 
19.10.42 г. 
Прошло уже 13 дней, а мы еще не воюем. Думал, что наступление под Ржевом 
начнется числа 15-го. Авиации собрано много: не вмещается на здешних аэродромах. 
Сейчас нахожусь в Калинине, на аэродроме Мигалово. Отсюда много авиации 
направляют на Северо-Западный фронт, примерно в район Торопца, Белого. Скоро там 
должно начаться большое наступление. Говорят, туда передвигается целый корпус 
авиации. Это примерно 3 дивизии — около 200 самолетов. Сейчас уже дают на 
эскадрилью по одному самолету со стрелком. Хорошая защита от истребителей! 
В Калинине встретил Царева, однокашника по Энгельсу, Леонтьева, с которым 
познакомился в Горощино, младших лейтенантов, которые при мне учились в 
Красноярской школе летчиков. Служат в ДРАПе (дальняя разведка авиационного 
полка). Интересная работа: полеты на Смоленск и даже Минск, на высотах не ниже 
5000 и до 8000 метров. 
В Калинин меня послали 17 октября за Ил-2. Вчера знакомые ребята угостили 
водкой, и мы пошли в клуб. Давно я не танцевал. Летчики из ДРАПа приютили у 
себя, с ними неплохо. 
Погода отвратительная. Часто идет дождь. В часы досуга вспоминаю Груню, прошлое, 
думаю о будущем. Хочется пожить без войны. Но мечтать о спокойной жизни — только 
расстраиваться. Человек меньше всего живет для себя: вынуждают жить для 
общества. Трудиться за других, на пользу другим... 
10 октября в 30 километрах от нашего аэродрома, над железной дорогой Великие 
Луки — Торжок, сбили из пехотного оружия немецкий Хе-111, который пролетал низко 
над эшелоном, сбросил бомбу, разбил 2 вагона с пехотой. Я сверху видел, как он 
сел на маленькую поляну в лесу. Самолет обгорел. Потом узнал, что летчика, 
обер-лейтенанта, убили при перестрелке, радиста взяли в плен, а штурмана и 
стрелка поймали на второй день. За 5 дней в нашем районе сбили 5 фрицев. Они 
ходят в разведку в плохую погоду, на низких высотах. Всех сбили пехотинцы. 
Встретил однокашника Никитина. Он адъютант в первом гвардейском истребительном 
полку. Не летает. Их полк на аэродроме в совхозе «Дугино». Потерял командира 
эскадрильи — сбили. «Старичков» у них осталось очень мало. Авиация с обеих 
сторон несет большие потери, но наши большие. Самолетов производят достаточно, а 
летчиков не хватает. 
Сейчас вытащил из кармана блокнот и вспомнил тебя, дорогая. Нашему расставанию — 
7 месяцев и 5 дней. На моей груди — орден. Но что он для меня по сравнению с 
тем, что я хочу иметь. 
20.10.42 г. 
Миша Харин, боевой друг, вечная тебе память. И твое имя я записал в эту тетрадь, 
мой однокашник по Энгельсу. Я был на твоей могиле. Ты об этом уже не узнаешь. 
Прах твой покоится в Калинине, на аэродроме Мигалово. 
Приснилась Груня, как будто она умерла и об этом мне сообщила ее мать. Я, 
наверное, плакал во сне. А когда проснулся, долго не мог понять, было это наяву 
или снилось. Сейчас напишу ей хорошее письмо. Уже третье за 10 дней. Пусть 
читает и радуется. 
27.10.42 г. 
Вчера прилетел из Мигалово на свой аэродром. Ходил два раза в клуб на танцы. 
Один раз немного потанцевал, а во второй не было партнерш. Солдатни много, а 
девчонок мало, так что вся шваль нарасхват. 
Ездил в Калинин, в театре «Пролетарка» смотрел «Парень из нашего города». Вот 
где много девчат. 
Желания танцевать у меня не убавилось, хотя давно прошли те времена, когда я 
танцевал от души. В Красноярске, Новосибирске и Балашове, в больших залах с 
большим выбором партнерш. Старые добрые времена... 
Очень много авиации налетело в район Торопца, Белого, Великих Лук. Будет 
наступление. Мы до сих пор не летаем: готовится операция. Район наших действий — 
Ржев. 
Вчера получил получку на новой должности — 1301 руб. Послал Е. Д. Зайцевой 800 
рублей и для Груни — 600. От Груни получил письмо. У нее, бедняжки, опять 
неприятности... Удастся ли мне когда-нибудь встретить ее? Конца войне не 
видно... 
29.10.42 г. 
Со вчерашнего дня начали понемногу летать. В 15.15 вылетели на штурмовку 
артпозиций западнее Ржева. По нам не стреляли. Сделали 3 захода. Но все было 
замаскировано, немцы затаились, не огрызаются. Ходило 9 самолетов. Стреляли по 
опушкам леса и по деревням где засели немцы. Видел, как стадо коров бежало к 
деревне. 
При первой операции под Ржевом вся авиация была сразу брошена в бой. Воевали не 
считаясь ни с опытом летного состава, ни с потерями. Причем работали в очень 
сложных метеоусловиях. Многих сбили. Теперь, наверное, все будет иначе, 
постепенно введут в бой, особенно молодежь, чтобы научить ее воевать 
рационально, с минимальными потерями. 
Вчера сделал четырнадцатый боевой вылет. Первый раз вылетел ровно 3 месяца тому 
назад. Теперь страх одолевает меня куда меньше. 
Дольников вышел из госпиталя. Он уже второй раз побывал в «доме отдыха». Сделал 
29 боевых вылетов. Прибыл в один из полков нашей дивизии. Представлен к награде. 

Мы базируемся на аэродроме Рудниково (рядом с Машутино). Поблизости, в деревне 
Куклино, находится батальон аэродромного обслуживания. Там много 
девчонок-солдаток и вольнонаемных. Организовали самодеятельность, устраивают 
концерты. Был два раза. Немного потанцевал. Люди собрались со всех ближайших 
деревень. 
Как там мои родные в Донбассе, «под немцами»? Видимо, не верят, что я жив. 
2.11.42 г. 
В прошлом году в это время перелетали из Актюбинска в Урсатьевскую. Садился в 
Джусалы ночью, первый раз в жизни. Этому нас никто не обучал. Сел с помощью 
фонарей «летучая мышь». Отлично! Но, зарулив на стоянку, забыл от радости 
закрыть маслорадиатор. А утром, когда стартером начал прокручивать винт, он 
лопнул. Масло застыло! 
1 ноября у нас было задание на полет, но помешала плохая погода. Сегодня вроде 
бы обещают хорошую. Полетят две шестерки. По два звена от эскадрильи. Лететь 
примерно в тот же район, куда и первый раз. 
В субботу и воскресенье развлекались в деревне. В одном из домов собрались 
девчонки из окружающих селений. Гармонист играет, люди пляшут с припевками. Игру 
в третий лишний устроили. Наших летчиков почти не было. Мне такие увеселения 
сначала казались странными, а теперь привык, участвую по возможности, как 
молодой. 
4.11.42 г. 
2 ноября слетать не удалось из-за погоды. Сегодня тоже было задание, но погода 
опять помешала. В это время года здесь всегда так. 
К середине августа совсем выдохся, не мог ни нормально спать, ни есть. Зимой 
гораздо меньше работы, но, видимо, придется летать и в плохую погоду, и на 
низких высотах. 
Получил нехорошее письмо от Груни. Она, бедняжка, тоже устала от такой жизни. 
Сегодня послал ей два письма. Хочет уехать в Люберцы к маме, но, наверное, не 
удастся. Что будет дальше? Конца войны не видно. 
К празднику накапливаем понемногу водочки, чтобы выпить больше 100 граммов. 
Немцы на Кавказе усиливают наступление. А город на Волге все держится! 
12.11.42 г. 
Праздник прошел почти хорошо. После торжественного собрания поужинали с 
выпивоном. Я употребил около 270 граммов. Был пьян, как случалось и раньше, 
например, в Урсатьевской. Под спиртными парами, возбужденные, шли мы из столовой 
на вечер, чтобы повеселиться. А в 18 километрах от нас, в Торжке рвались 
немецкие бомбы, но это уже привычное дело. Бедный Торжок. Уже около 10 дней по 
ночам стоит ясная погода, и его нещадно бомбят. Особенно сильно громили прошлой 
ночью. Взрывы, пожары, зарево... Из нашей деревни все хорошо видно. В воздухе 
висели осветительные бомбы. Рвались зенитные снаряды. 
На вечере был концерт самодеятельности. Навеселе быть лучше. Все становится 
проще. Как говорят, все по нулям. После концерта начались танцы. Народ сошелся 
из многих деревень, а помещение — деревенская школа — очень тесное, поэтому 
танцы превратились в сплошную толкотню. Я танцевал с дирижершей хора батальона 
аэродромного обслуживания Клавдией Орловой. Она неплохо поет. Провожал ее. Даже 
поцеловать себя не позволила. 
Седьмого выпили и пошли в соседнюю деревню Куклино на вечер в батальон 
аэродромного обслуживания. Там была такая же толкотня. Я к Клаве сначала не 
подходил, танцевал с другими. Потом — один раз с нею. А когда снова подошел к 
ней, отказала. Я не упрашивал. Она этого не ожидала. 
После праздничных дней пошли обычные, скучные. Опять ложусь спать в 21 час. 
Несколько раз собирались лететь на задание, но не удавалось. 
Погода стоит прекрасная. Зима началась. Снега нет, морозы до -15°. Надо ожидать 
в скором будущем наступления. 
Подготовка авиации к боевым действиям на этот раз проводится более основательно. 
Учли печальные уроки. Есть новые самолеты Лагг-5 с хорошей вертикальной 
скоростью. 
Вчера получил второй орден. Теперь у нас в полку 12 орденов и 2 медали. У 
летчиков 9 орденов и одна медаль. У троих — по 2 ордена. 
Недавно снилась Груня. Долго нет от нее письма. Последнее плохое. Неужели она 
обиделась на меня? Не лучше ли было оставить ее в покое с ее согласия? Шансов на 
встречу после войны очень мало. Попробуй уцелеть! Война все разрушила. Вслух о 
женах здесь никто не говорит. Некоторые совсем бесчестно ведут себя по отношению 
к ним. Наверное, и жены так. Воюющим это частично простительно: жизнь наша 
коротка и обгажена, как детская рубашонка. 
Будем отмечать годовщину существования нашего 687-го штурмового авиационного 
полка. Из старого состава в нем — один мой командир эскадрильи капитан Штыков, 
замечательный человек и воин, отвоевал 2 тура. Правда, начальство его не жалует: 
очень строптивый. Но мирятся. 
Недавно послали телеграмму в какую-то высшую инстанцию с перечислением лучших 
людей полка: Штыков, Гуртовенко, Лядский и другие. Когда приступим к работе и 
какие задачи — неизвестно. Возможно, наше наступление начнется одновременно с 
союзниками. Трудно предугадать, что будет. 
Сегодня опять получил плохое письмо и сразу же прямо в землянке много написал в 
ответ. 
20.11.42 г. 
Немного об истории нашего полка. 
Его сформировали 23 ноября 1941 года в школе летчиков города Молотова (ныне 
Пермь — Ред.). Начали воевать на самолетах Р-5 под Москвой, в основном ночью. 
Днем понесли основные потери. Отличился капитан Штыков — Батя. Так летчики 
называют особо любимых командиров. Старший лейтенант Коробейщиков (ныне 
покойный) имел более 100 вылетов. Но Р-5 — плохой для этой войны самолет. К маю 
1942 года из 19 летчиков остались 7. Майор Кунтыш, капитан Штыков, старшие 
лейтенанты Коробейщиков, Логвиненко (с ним я был в Новосибирской школе), 
лейтенанты Игошин, Коныгин, Иванов. Из стрелков остались человек 5. Остальные 
погибли. Некоторые, будучи сбитыми, добирались к своим из немецкого тыла по 
одному, два раза. Продолжали летать и все равно погибли. Немудрено на таком 
самолете. 
Были посадки и на территории врага, подбирали сбитые экипажи и вывозили в свой 
полк. 
Я прибыл сюда на пополнение. 
В начале мая поехали в Куйбышев переучиваться на Ил-2. Программу переучивания 
закончили хорошо. Перед нами Другие полки били самолеты нещадно. Налетали по 7-8 
часов на летчика. После этого переехали в Кряж (на окраину города). Там нам дали 
по самолету, продолжили обучение: бомбили, стреляли, летали по маршруту и 
отрабатывали полеты строем. В Кинель-Черкассах 14 июня 1942 года на моих глазах 
в воздухе загорелся Ил-2. Летчик выпрыгнул, но нижние лямки парашюта не были 
застегнуты, мол, из-за этого он и не раскрылся. Это, конечно, чепуха. Проще все 
свалить на летчика. 
В Кряже обучение прошло тоже хорошо. У меня один раз в зоне, почти над городом, 
на высоте 1500 метров лопнула трубка воздушной системы. Весь воздух стравился. 
Пришлось выпускать шасси аварийной лебедкой. 
Перед самым вылетом на фронт начали бить самолеты. У Шуверова на взлете сдал 
мотор. Самолет посадил на аэродром с убранными шасси, на фюзеляж. Сержант 
Шумихин оторвался от строя, заблудился, повернул обратно в Кряж и где-то возле 
Вольска при посадке в поле разбил самолет. Вот каких недоученных летчиков 
выталкивали на фронт. Если немцы не убьют, сам себя погубит. 
Из Кряжа вылетели в начале июля и обосновались в Гари (севернее Дмитрова). Там 
мы немного полетали и в двадцатых числах июля перелетели на полевой аэродром у 
деревни Машутино. 
Перед моим первым туром был следующий состав полка: командир — майор Кунтыш. 1-я 
эскадрилья: командир — капитан Бочко, зам. командира Щербаков. 2-е звено: 
командир — старший лейтенант Коробейщиков, старшина Дольников. 3-е звено: 
командир — старший лейтенант Шуверов, лейтенант Радченко, сержант Владимиров. 
2-я эскадрилья: командир — капитан Штыков, зам. командира старший лейтенант 
Брежнев, пилот лейтенант Горькавый. 2-е звено: командир — лейтенант Гуртовенко. 
Пилоты: лейтенант Лядский, младший лейтенант Пелевин. 3-е звено: командир — 
младший лейтенант Сутырин. Пилоты: младший лейтенант Горбаченко, сержант 
Полетаев. Двоих пилотов у нас не хватало. Из остальных 11 человек до этого уже 
воевали. Штыков, Коробейщиков, Радченко, Сутырин (на Р-5 и У-2), остальные 7 
человек летали в основном по связи на У-2. Шесть человек на войне не были, в том 
числе и я. 
Летный состав был сильный, с приличным общим налетом, но с малой боевой 
практикой. Поэтому воевать начали плохо. 
Командиры не были готовы к боевым действиям. Ничему нас, рядовых, научить не 
могли. На Ил-2 вообще никто еще не воевал. Все учились по ходу дела. 
Не знали ничего: как атаковать различные цели, защищаться от истребителей... Это 
потом мы станем асами, научимся уходить от атак истребителей, ныряя в облака. А 
до войны вообще не приходилось летать в облаках. 
При перелете в Машутино разбил самолет Брежнев, поэтому в первые дни не летал. 
Майор Кунтыш тоже не летал на боевые задания. Только однажды командование 
дивизии заставило его слетать на разведку с бомбежкой. Зенитный снаряд сильно 
повредил руль поворота. Один раз слетал и еле жив остался... 
Капитан Бочко имел 14 боевых вылетов. 
Первый вылет мы сделали 29 июля. Наша эскадрилья — под Ржев. Первая эскадрилья — 
на деревню Алексино (немецкий штаб). Бочко вывел свою эскадрилью на Ржев, но 
потом нашел Алексино. Он же водил девятку на немецкий аэродром в районе совхоза 
«Дугино» (на ж. д. Ржев — Вязьма), около Сычевки. Тогда 4 летчика погибли, 2 
заблудились. При вынужденной посадке в поле побили самолеты. Один из них чудом 
жив остался, два были подбиты и сели на других аэродромах. Только Бочко сел на 
своем аэродроме. Причины все в том же: отсутствие навыков. Этот полет был самым 
трагическим. Если бы наши летчики имели хороший опыт, не разошлись бы после 
прохода цели в разные стороны, а держались плотным строем. 
Капитан Щербаков вначале летал на разведку. В первом полете был ранен в левую 
руку (осколок) и больше не летал. 
Коробейщиков летал смело и дерзко, неутомимо. Часто — на разведку. Сделал около 
10 вылетов. Сразу же был представлен к награде. И, если бы дотянул до 13 августа 
1942 года, наверняка получил бы орден. Но Дугино его погубило. После цели они 
скорее всего строя не держались, а значит, не могли защищаться от истребителей, 
их и сбивали по одному. 
Хорошим воином был Коробейщиков, любимец полка. 
Жалко его. 
У Володи Дольникова в нашем полку было 9 вылетов. Однажды был подбит и сел в 
поле на фюзеляж. Воевал умно. При отъезде в тыл его и Радченко перевели в другой 
полк. Там он сделал еще 17 вылетов. При полете на Дугино один из пяти летчиков 
сумел удрать. Спасла облачность. Остальные все погибли. 
Шуверов, Горькавый Филя и Коробейщиков тоже погибли при полете на Дугино. 
Однажды летали на совместное задание: звено из нашего полка и звено из другого. 
Я и Дольников ушли от цели вместе на бреющем, а Радченко — за звеном из другого 
полка. Болтались на высоте. К машине Радченко подошел истребитель, пробил ему 
масляный радиатор, и он пошел на вынужденную посадку. Упал на улицу в городе 
Старица: самолет — в дым, а сам невредим. Погиб же над Дугино. 
Там же погиб и сержант Владимиров. Толковый парень. Где и как их сбили, 
неизвестно до сих пор. Над Дугино много наших погибло. Говорят, даже ордена 
находили на земле. 
Из 1-й эскадрильи на сегодняшний день остались живы Бочко, Щербаков, Дольников. 
Погибли Шуверов, Коробейщиков, Радченко, Владимиров. 
Капитан Штыков — единственный, кто остался из начального состава полка. Всеобщий 
любимец. Родине служит не языком, а делом. Не подхалим. С начальниками дерзок, а 
поэтому за год пребывания на фронте как был капитаном, командиром эскадрильи, 
так им и остался. Оказывается, даже на войне недостаточно быть хорошим, честным 
летчиком. Нужно быть еще и хитрым дипломатом. 
Однажды я видел, как после полета у Штыкова дрожали руки, когда закуривал. Он 
исключительно честный и справедливый. Не хитрый и не подлый. Где надо, матом 
рубанет, невзирая на лица и чины. Ненавидит людей, которые хитрят, подличают, 
трусят. Начальники его боятся и тихо ненавидят. 
23 ноября будем отмечать годовщину нашего полка, и я собираюсь выступить. 
23.11.42 г. 
Горькавого Филю после обучения в Кинель-Черкассах оставляли инструктором, но он 
отказался и уехал с нами на фронт. В связи с тем что у него умерла жена, все 
сбережения (около 10000 рублей) держал при себе. Потом положил в сберкассу, 
написал расписку на получение, хотел отдать ее Горбаченко, но, наверное, не 
успел. Погиб... Сделал 3 или 5 вылетов. Однажды летали вместе в составе девятки, 
когда бомбили эшелон под Ржевом. Филя был очень хорошим парнем, умел крепко 
дружить. Сначала у него умер ребенок. Потом жена, и вот до него очередь дошла... 

Лейтенант Гуртовенко на фронте больше года. Вначале возил генерала Клевцова на 
У-2, получил орден Красной Звезды. Был моим командиром звена, стал другом, живем 
в одной хате. Во время первого тура сделал наибольшее количество вылетов — 15. 
Летал на Дугино, был подбит, сел на другом аэродроме. Второй раз был подбит и 
садился на свой аэродром на одно колесо, при посадке сломал и вторую «ногу». 
Младший лейтенант Пелевин тоже был моим другом. На третьем вылете подбили. 
Заходил на посадку в Машутино вторично, и после четвертого разворота, примерно 
на высоте 150 метров, его самолет перевернулся и врезался в землю. Удар был 
страшный, бронь разлетелась на мелкие кусочки. Почему так произошло? Возможно, 
действительно была перебита тяга закрылка на одной плоскости. О подобных случаях 
я уже дважды слышал. Были они и в других полках. Могила Пелевина — на поляне у 
дороги возле аэродрома Машутино была первой. 
Младший лейтенант Сутырин. До этого воевал на У-2. На словах был отличным 
мастером, а на деле — плохим летчиком, бестолковым. К нам попал командиром 
звена. Преступно было назначать его на эту должность. Несколько раз блуждал 
вблизи аэродрома во время переучивания в Кряже. Один раз завел звено в 
Кинель-Черкассы (примерно в 30 км от Кряжа). Все пошли на вынужденную. Летать и 
воевать не способен. Все говорили, что он сам себя угробит. Так и вышло. (Куда 
смотрело начальство?) В первом же боевом вылете под Ржевом (садился на поляне 
перед лесом) «промазал», хотел уйти на второй круг, но зацепился за деревья, 
упал и погиб. 
Младший лейтенант Горбаченко. Мой коллега по Кременчугской школе. При полете на 
боевое задание в паре с Брежневым был подбит, сел на нейтральной полосе и сразу 
же побежал в растущую рядом рожь. Немцы открыли стрельбу, два раза ранили. 
Спрятался недалеко от самолета, да так, что наши пехотинцы ночью его еле нашли. 
Вырыл руками яму и прикрылся травой. Ночью самолет перетащили на нашу 
территорию. При этом несколько человек было убито. Самолет погрузили на 
платформу для отправки в ремонт, но немцы разбили его на станции Панине. 
Горбаченко долго пролежал в госпитале. Собирался возвратиться в наш полк. Где он 
сейчас, неизвестно. 
Сержант Полетаев. Молодой парень. Пользуется большим успехом у местных девиц. 
Балагур. На первом боевом вылете заблудился. Сел под Селижарово. Не зная, где 
находится, думал, что попал к немцам. Самолет остался цел. Пытался взлететь, но 
не смог. Добирался домой пешком. На втором вылете на аэродром Дугино опять 
заблудился и завел с собою Прыткова. Сел в поле под Бологое нормально. 
Попробовал взлететь и разбил самолет. Был отдан под трибунал и получил 6 лет. Не 
сидел. Вернули на исправление. Обычное дело на войне. Теперь из него должен 
получиться хороший летчик. Научен горьким опытом. Неосторожен. Спутался с 
официанткой, на которую имело виды начальство. К тому же она 4 месяца как 
беременна... 
Младший лейтенант Прытков начал полеты хорошо. Летал на разведку с 
Коробейщиковым. Имел около 8 боевых вылетов. При возвращении из одного полета 
заблудился вместе с Полетаевым. При посадке на большой скорости скапотировал. 
Самолет разбил, а сам случайно остался жив. Свой полет совершенно не помнит. 
Ездил на медкомиссию в Москву. Признали годным. Вчера его назначили командиром 
звена. 
24.11.42 г. 
Вчера праздновали годовщину нашего 687-го. Меня пригласили в президиум. 
Поместили фотокарточку в стенгазету. Комиссар рассказал историю полка. Потом 
смотрели концерт. Потанцевали и после 22 часов пошли ужинать. Был приличный 
выпивон, часто произносили тосты и особенно чествовали нашего Батю — Штыкова. 
Меня попросили толкнуть речь... 
Были танцы. Потанцевал с солдаткой Валей. 
Итак, с завтрашнего дня — на войну. Два вылета в день и по 40 минут работы над 
целью. Не так как раньше, когда атаки были по несколько минут. Все серьезнее. На 
Волге бьются. Завтра Калининский и Западный начинают. 
Надо отправить дорогуше карточку, авось дойдет. Писать не буду, что завтра 
начинаем воевать. 
Во время боевых действий на ужин дают по 100 граммов. 
27.11.42 г. 
Когда я на вечере сказал слово в честь нашего Бати, он всплакнул, почувствовал, 
что мы его действительно любим. Я сказал, что за него любой из нас не пожалеет 
жизни. 
25-го началось наступление. В тот же день наши войска заняли город Белый. Но 
погода была отвратительная, и по сей день она плохая. От нас летало 9 самолетов. 
Над целью растерялись и домой шли по одному, два. Три летчика не сразу 
вернулись. К вечеру Прытков прилетел, но на посадке, вместо шасси, выпустил 
закрылки и посадил самолет на фюзеляж. Конюхов заблудился и сел на другой 
аэродром. А Бочарошвили до сих пор нет. 26 ноября летал в составе четверки на 
штурмовку. Никакой боязни не было. Летал в охотку. 
28.11.42 г. 
Вчера после ужина немного потанцевали под баян. По 100 граммов не давали, потому 
что не летали. После вылета дают всему экипажу: летчику, технику, вооружейнику. 
Сегодня летали штурмовать, но завели нас не туда. С земли почти не стреляли. У 
меня одна пробоина от пули. За три вылета — первая. Теперь фрицы боятся 
огрызаться: мы их тут же атакуем. Летчики работают получше, не так, как в первом 
туре. Подготовились, потренировались. У всех хорошее настроение, рвутся летать. 
Получил от Груни письмо. Вспоминает нашу прошлую жизнь. Дело приятное. Она 
думает, что я увлекся кем-нибудь и ее забываю. Моих хороших писем еще не 
получила, поэтому и беспокоится. 
30.11.42 г. 
Вчера не летали. Была плохая погода. Сегодня сделал два вылета. Первый — на 
разведку в паре с моим пилотом сержантом Михайленко. Летчик он толковый. Не 
пропадет зря. В подлете к линии фронта облачность прижала нас до высоты 100 
метров. Переднее бронестекло запотевало, пришлось вернуться километров на 20 
назад, но возвращаться домой, не выполнив задания, неудобно. Решил идти на любой 
высоте. Низко над землей пошел на их территорию вдоль какой-то дороги. Начали 
встречаться одиночные танки, машины, повозки, люди. Атаковать не мог. Высота 
полета доходила до 30 метров. Но напугал немцев. Землю видел только под собой. 
Прошел над деревней. Встали два фрица с винтовками, начали стрелять по самолету. 
Во второй деревне было несколько машин. Развернулся для атаки, но попал в туман 
и деревню уже не нашел. Во второй деревне (летел на высоте 50 метров) немцы 
разбежались по сторонам. Один из них снял с плеча автомат и пострелял мне в 
хвост. Я ему кулаком погрозил. 
На другой дороге были повозки — тоже погрозил немцам кулаком. Атаковать не мог, 
очень низкая высота. 
В одной из деревень увидел автомашины и танкетку, сбросил 2 бомбы с замедлением 
на 22 секунды. Над их территорией пролетел примерно 20 минут. С самого начала 
полета мой ведомый отстал, потому что неожиданно попали в облака. Летали 
отдельно. Хорошо, что не столкнулись. 
Домой пришли врозь. У меня налет 1.35, у него — 1.58. 
Второй вылет к вечеру был восьмеркой. Погода стояла ясная. Батя нас не туда 
завел. Вышли на железную дорогу к Оленине. Начали нас обстреливать из пушек и 
пулеметов. Снаряды рвались близко. 
Заметили автоколонну и пошли на нее. Автомашины были рассредоточены. Несколько 
поразили. 
В третьем заходе в мой самолет попали 2 снаряда МЗА. Один из них перебил элерон, 
второй разорвался в фюзеляже, за бронеперегородкой. Самолет сразу пошел вниз (до 
линии фронта было километров 20). Я выровнял, его триммером. Домой дошел 
нормально. По одному снаряду попало Гуртовенко и Приткову. Полетаеву перебили 
воздушную магистраль для выпуска шасси. Сегодня нас прилично побили. Вот как 
летать в ясную погоду! Очень сильно обстреливают. Над их территорией мы были 
около получаса. Это очень много. Мой пилот Севрюгин не долетел домой, отстал и 
сел... 
А через несколько дней погода стала отвратительной. Но летали. Война заставляет 
рисковать. Мела метель, против ветра идти было очень трудно. Земля еле 
просматривается. Сплошная облачность не выше 150-200 метров. Стоит самолету уйти 
от аэродрома за полкилометра, как его уже не видно. 
Первыми на разведку вылетели капитан Бочко с сержантом Полетаевым. Над целью 
они, конечно, разошлись. Домой вернулись по одному. Полетаев в первом туре в 
ясную погоду заблудился после полета на аэродром Дугино и разбил самолет. А тут 
прилетел, все его встречали, ликованию не было конца. Жали руку, а Батя обнял и 
поцеловал. С него скоро снимут судимость, и он — первый кандидат на орден. За 
такую работу полагается. 
Фрицы в плохую погоду не летают, хотя у них для «охоты» есть специально 
натренированные «волки». 
...Полетели б экипажей, но погода стала еще хуже. Около линии фронта облачность 
прижала к земле. Дальше лететь было невозможно — и они вернулись, не выполнив 
задания. В очень тяжелых условиях производили посадку. Слава таким летчикам! 
Теперь наша авиация нагоняет много страха на фрицев. Даже в плохую погоду. 
Мой самолет до сих пор еще не отремонтировали... 
5.12.42 г. 
Вчера было ясно. Редкий денек. Сделал два вылета. В первом перед линией фронта 
начал барахлить мотор, но все уладилось. Атаковали две деревни. Оба раза нас 
обстреливали зенитки. У меня пробоин нет. 
Итак, теперь у меня 20 боевых вылетов. 
2-го не вернулся сержант Каплун. Отстал от строя и куда-то пропал. Вчера отстал 
сержант Шмиголь, сидит теперь на другом аэродроме. 
А еще вчера два Me-109 атаковали троих наших. Одному пробили снарядом большую 
дыру в плоскости. 
У сержанта Полетаева около аэродрома сдал мотор. До аэродрома дотянул, но 
самолет разбил. Сколько уже их у него на счету? 
6.12.42 г. 
Утро, 6.15. Вчера вечером некогда было писать. Домой с аэродрома пришел пешком в 
18.40. Автобус застрял. Погода была плохая. Около полудня Батя предложил 
облетать резервный самолет. На взлете загнулся капот расширительного бака, 
перекрыл доступ воздуха в туннель, ведущий к водяному радиатору. Я не сообразил, 
что вода не охлаждается, но на всякий случай пошел на посадку. А температура 
воды была уже за 120°. С первого раза не сел. Ушел на второй курс, как вдруг вся 
кабина заполнилась паром. Водой забрызгало переднее бронестекло. Видимости 
никакой. Можно было смотреть только через левую открытую форточку. Обдало водой 
и паром. Земля едва просматривалась, еле нашел аэродром. И вот левое колесо 
коснулось земли, но впереди люди, истребители на стоянках... С трудом отвернул 
самолет в сторону и остановился. Все закончилось благополучно. 
В 15.00 выпустили две пары: Николаева с Полетаевым и меня с Михайличенко. 
Обратно не вернулся Николаев. Тяжело ранен. Мы с напарником возвратились по 
одному. Я произвел посадку в 16.30, он — в 17.00. Уже в сумерках. В полете 
ничего интересного не было. Обстреливали из пулеметов. За 15 минут подходящей 
цели не нашел. Когда возвращался, не был уверен, что лечу правильно. В плохую 
погоду ориентироваться очень трудно. От Ржева выходишь на север, затем ищешь 
подходящий ориентир и только так узнаешь, где находишься. 
Николаеву над целью в кабину попали два снаряда, раздробили переднее 
бронестекло, осколки поранили лоб и щеку. Лежит в госпитале. Дней через 10 
вернется. Все твердит и твердит: «Полетаем!». До своего аэродрома не долетел 
километров 30: кровь заливала лицо. Сел на другом. Весьма удачно. 
Сегодня получил от Груни хорошее письмо. 
Отпраздновали День Конституции. Был выпивон, танцульки. Немного потанцевал с 
Валей. Им, оружейницам, приходится ворочать бомбы по 100 кг, таскать пушки 
калибром 23 мм. Все им надоело. Всем нам война надоела. 
Постоянное нервное напряжение. А человек не железный. 
И ничего утешительного впереди. Никаких надежд. Так, наверное, долго протянуть 
не удастся. Постепенно наступят апатия и отупение. 
А когда посмотришь на тех, кто пристроился возле воюющих, злость берет. Таких 
немало. Например, так называемые особые отделы при дивизиях. Эти шакалы, которые 
давят летчиков, после войны скажут: и мы воевали. Приживал на одного летчика — 
30-40 человек. Тяжело достается технику, оружейнику, а остальным не жизнь, а 
рай. 
Захандрил. Погода летать не позволила. Сегодня исполнилось два месяца, как мы 
находимся на этом аэродроме. Интересно, если бы мне удалось вернуться теперь или 
позже к Груне, любил бы я ее как прежде? Был бы у нас мир и покой? Почему-то 
уверен, что любил бы, жалел. Она очень несчастная, много пережила. 
11.12.42 г. 
Наконец-то имею возможность написать о том, что произошло за эти дни. 7-го и 
8-го не летали из-за погоды. 9-го к вечеру вылетели. Вел нашу четверку капитан 
Бочко. На цель не вывел, я даже бомбы не сбросил. Так и вернулся с 
боекомплектом. Наверное, боится штурман. Ходить с Бочко на задание — только 
нервы трепать. Другое дело, когда ведет Батя. Работает очень добросовестно. Если 
пикирует, то до земли. Атакует с азартом. Война — лучший способ узнать, что за 
человек рядом с тобой. 
9 декабря у меня был двадцать второй вылет. У Полетаева — 11, у остальных — по 8 
и меньше. В целом по полку — 99 вылетов. Трудно зимой, погода плохая. 
Вторую четверку водил капитан Щербаков. Встретили «фоккевульфа». Постреляли. 
С Полетаева сняли судимость. 
10 декабря привезли Николаева на У-2. Правая сторона лица забинтована, весь 
опух. Осколки от бронестекла попали в лоб, бровь, в скулу, под глаз. Еще швы не 
сняты. Летать пока не может. 
В этот же день собирались перелетать. Главное направление удара — Великие Луки. 
Под Ржевом наши войска отрезали железную дорогу на Вязьму и продвинулись на 10 
километров. 
Позавчера прилетел «дуглас» с техсоставом. От них узнали, что наша дивизия (3 
полка по 20 самолетов) перебазируется под Андреаполь. Аэродром Батали в лесу. 
Просека шириной 150 метров и длиной 1,5 километра. 
Всех обслуживающих послали машинами в Торжок на поезд. Летчики собрались, но 
почему-то в этот день не улетели. А сегодня погода скверная. Сидим, отдыхаем. 
Это, конечно, неплохо. 
Тетрадь, в которую делаю записи, попросил у Вали. Не верится, что мне удастся 
всю ее исписать. 
В районе Великих Лук побольше и немецкой авиации. 
Писем ни от кого не получал. Вчера прощались с официантками, целовались. 
Расстаемся с батальоном аэродромного обслуживания. Двоих девчонок покачали в 
снегу прямо на аэродроме. 
13.12.42 г. 
Все еще сидим на месте, ждем команды на перелет. Погода не пускает. Здесь редко 
бывает хорошая погода, а под Андреаполем, говорят, она еще хуже — одни леса да 
болота... 
Вчера, в субботу, деревенские девчата собрались вечером в избе, где был наш 
штаб. Неказистый гармонист пилит на трехрядке, а они танцуют, веселятся. Танцы у 
них своеобразные, чисто деревенские. Европейских нет. Взрослых парней тоже нет, 
подростки, а больше ребятишки, которые усаживаются на полу. Одеты в кожухи и 
валенки. Они только мешают. Но так принято. И все девчата, за редким 
исключением, обуты в валенки. В туфлях только те, которые уже в городах 
побывали. Среди них есть приличные. На одной было даже хорошее платье. И еще у 
них обычай: парни и девчонки садятся друг дружке на колени без всякого 
стеснения. Одна из девушек на всех вечерах главенствует. Все время пляшет и 
обязательно с припевками. Например: 
Здравствуйте, военные, 
Как вы поживаете? 
Все девчата говорят, 
Что плохо принимаете... 
Или: 
Он военный, он военный, 
Он военный — непростой. 
Он на севере — женатый, 
А на юге — холостой. 
И я вчера там был, сидел, курил, на улице бросался снегом, как другие, шутил. 
Так и прошло время. 
Сейчас о конце войны уже никто не говорит, ясно, что она протянется еще не один 
год. Легко отдали немцам столько нашей земли, а как трудно ее освобождать. 
Каждый километр берем с ожесточенными боями, каждый населенный пункт приходится 
атаковать по несколько раз. Людей и техники здесь у немцев много. Все отборное. 
В прошлом году они в листовках писали: «Если вы возьмете Ржев и Холмец, то войне 
будет конец». Ржев — плацдарм, за который они держатся всеми силами. Союзники не 
спешат оттянуть их на запад. Мол, пусть русские и немцы истребляют друг друга, а 
мы за это время поднакопим сил и потом отхватим хороший кусок. 
Будем надеяться, что в 1943 году все же откроется второй фронт. 
Вчера написал ответное письмо Груне. Сообщил ей, что жду встречи, горячо 
надеюсь. 
18.12.42 г. 
Где только не побываешь за время войны. Мог ли я когда-нибудь думать, что попаду 
в деревню Брылево, западнее Торжка. Мой подчиненный Слава Севрюгин посадил 
самолет на заснеженное поле возле нее. Хорошо, что не сломал! Дали задание: 
взлети и перегони машину на аэродром. Привезли меня сюда на У-2 в 16 часов. 
Площадка очень ограничена. Ее очистили от снега и укатали катком: длина 300 м, 
ширина 15-40. По бокам навалили сугробы. Теперь они замерзли, и, если при взлете 
за них зацепится колесо, считай, самолет бит. Одним словом, площадку не 
доделали, сломался трактор, затем — автомашина. Сегодня пробовал взлететь и не 
решился. Вырулил — и в каждой из двух попыток чуть не попал в сугроб. Самолет 
сломать запросто. Попробую завтра. Сукин сын Славка, угодил сюда, а мне теперь 
отдувайся. Если просижу полмесяца, как Севрюгин, буду ожидать, пока сделают 
нормальную площадку, вызову недовольство начальства. Подумают, затягивает, чтобы 
не летать на боевые задания. А тут попробуй взлететь... Можно угробить самолет! 
Живу в деревне, кормят в столовой неплохо. Здесь расположен госпиталь. Раненые 
почти во всех домах. Со мной авиатехник и шофер автомашины, который нам 
помогает. Спим на полу. В этой же комнатушке спит на кровати со своей фронтовой 
женой пехотный майор, какой-то помощник начальника тыла. Ему около пятидесяти, 
ей — около восемнадцати. Санитарка. Живут по-семейному, никто не вмешивается. Не 
жизнь, а малина! Зло берет, когда встречаешь таких. Одни воюют, гибнут, а другие 
приспособились лучше, чем в мирное время. 
Не знаю, улетели ли наши в Батали. 16-го и 17-го была хорошая погода. 
21.12.42 г. 
Я опять в деревне Голубьево. Базируясь в Машутино, мы жили в Горощино, Гари, 
Большое Вишенье и Голубьево. Здесь я прожил два с половиной месяца. Это много. 
На днях улечу отсюда. Подружились с местными жителями. Они о нас беспокоятся. 
Если летаем, спрашивают, все ли вернулись. 
Вчера пригнал самолет, а наши уже улетели. Зашел на бывшую свою квартиру, 
хозяева тут же предложили кровать. Все говорят, что им без нас очень скучно. 
Перед отлетом наших угощали самогонкой. Хороши старушка и дедушка Кольцовы. Он 
воевал в 1907 и 1914 гг. У них дочь и сынок. Иногда мы играли в карты, в 
«козла». 
А когда выручал Севрюгина мне, конечно, досталось. Приходилось самим снег 
расчищать. Наши помощники убрались побыстрее, не доделав площадку. 19 декабря 
была очень плохая погода. Готовили полосу, оббивали лед с самолета. Я никак не 
мог решиться взлететь. 20-го настроился. Поджидал улучшения погоды. Очень трудно 
пришлось. Несколько раз залезал на плоскость, смотрел на узкую полоску взлета... 
Стоило только при разбеге уклониться от прямой на 2-3° — и самолет был бы 
поврежден. Мое волнение было заметно. Техник Нифонтов, хотя и сам волновался, 
подбадривал. Хороший человек, работящий, скромный, знает свое место в жизни. На 
него я всегда полагаюсь. 
Примерно в 13 часов поборол чувство страха и решил взлететь. Народу собралось 
много. Запустил двигатель, опробовал. В это время Нифонтов поднес мне тетрадь 
приема и сдачи самолета. Я расписался. Машина исправна. Теперь я за нее отвечаю. 
И вот нажимаю на тормоза, отпускаю, самолет начинает разбег, и я даю форсаж. 
Примерно после 30 метров колеса наскочили на бугорок, и самолет «подпрыгнул», я 
чуть потянул ручку на себя — поддержал его... И оторвался от земли! Не успел 
набрать 50 метров — попал в облачность. Пошел на низкой высоте, не убирая шасси. 
Дальше высота облачности была 30-40 метров. Еле вышел на железную дорогу, 
ведущую на Торжок. Переднее стекло обледенело, ничего не видно, лечу по 
верхушкам леса. В кабине не было часов. Бензина на 30-40 минут. Блуждать нельзя. 
С трудом долетел и сел на своем аэродроме. Жду Нифонтова, он добирается на 
машине. Как только улучшится погода, в паре с Севрюгиным улетим в Батали. 
Пошли с ним ужинать в деревню Куклино. Были на танцульках. Домой пришли в 
половине двенадцатого. 
С перелетом закончилось все хорошо. Повезло. Но ведь у кого нет умения, тому не 
везет. Уже имею общий налет более 500 часов. Это много значит. 
24.12.42 г. 
Все еще плохая погода. Мой самолет сейчас ремонтирует Нифонтов. В Машутино стоит 
еще один самолет, остался от первого тура. 
Снилась Груня. Не очень хорошо. 
28.12.42 г. 
Слышал разговор, что с нового года командный состав у нас будет носить погоны. 
Появится частная торговля, откроются церкви, ликвидируют колхозы... Все это 
нужно. 
Погода была почти хорошая. Мой самолет оказался неисправным. Сел в другой, за 
бронеспинку посадил Севрюгина и Нифонтова и перелетел из Рудниково в Машутино, 
где воевал в первом туре. Здесь опять задерживает погода. Встретил знакомых 
лейтенантов, медиков Нину и Аллу. Алла жалуется на жизнь. Говорит, когда шла в 
армию, думала попадет к порядочным командирам... Пожилые майоры пытались 
склонить ее к сожительству. Не вышло. Стали злоупотреблять властью... 
А в батальоне аэродромного обслуживания беременеют девчонки. Их потом домой 
отправляют. Одна забеременела от комиссара: ее уволили с работы, а его перевели 
в другой батальон. 
Вот уже 15 дней как я в отлучке. Удастся ли завтра взлететь? Под Великими Луками 
успехов нет. 
29.12.42 г. 
Прилетел в Батали. Узнал печальные новости. Погиб Сеня Гуртовенко, мой друг: при 
пикировании на цель его сбил истребитель. Сплю теперь на его кровати. Погибли 
капитан Щербаков, младший лейтенант Прытков. Все под Великими Луками. Думали, 
что погибли еще двое, но сегодня они нашлись. Младший лейтенант Писеев вчера не 
вернулся. Пробили масляный радиатор, и он сел в Торопе. Его сбивают уже третий 
раз. Старший лейтенант Шейнин был подбит и сел в шести километрах севернее 
Великих Лук. 
31.12.42 г. 
Вчера вечером привезли на У-2 подбитого Писеева. Говорит, что истребитель пробил 
у него броню на моторе. Мотор не поврежден, но трубопроводы к радиатору 
перебило, и он вынужден был сесть. 
Летали на Великие Луки. Над целью почти не стреляли. Город окружен полностью. 
Говорят, там гарнизон из 4000 человек. Самонадеянно заявили, что к Новому году 
Великие Луки будут очищены от немцев. Поторопились. От города, правда, ничего не 
осталось, все разбито. Вчера там было много нашей авиации. За 5-10 минут не 
менее сотни Пе-2 и Ил-2 атаковали одну из улиц. Истребители прикрывали, но 
плохо. Нечестно воюют. Правда, после того как их поругало командование, немного 
подтянулись. 
Сделал 23-й вылет. Мой самолет очень плохой, просто летающий гроб. 
Получил два хороших письма от Груни, прислала фотокарточку. Хоть фото напомнило 
ее мне. Худая стала, но улыбочка влекущая. Как она, бедная, ждет меня, как 
надеется! Удастся ли нам свидеться? 
Валя лежит больная, наверное, от тяжелой работы. Я ее попросил: если меня не 
станет, эту тетрадь доставить Груне. Сообщил в письме и Груне об этой просьбе. 
Не знаю, как она это воспримет. Се ля ви. 
Теперь вся наша дивизия (3 полка) собралась на одном аэродроме. От наших 
"старичков" из первого тура, которые воевали на Ил-2, остались 4 летчика: Бочко, 
Штыков, я и Полетаев. 
Сегодня будем встречать Новый год. Возможно, кто-нибудь еще вернется. Знай, 
родная Груняша, выпью за твое здоровье, счастье, удачу.


2.01.43 г. 
Вот и наступил 1943-й. Что он нам готовит? 31-го была большая радость: 
возвратился капитан Щербаков. В полете снаряд повредил ему мотор. Сел у линии 
фронта на очень плохое поле. Сильно ударился, потерял сознание. Шесть дней о нем 
ничего не знали. Теперь лежит в госпитале. Итак, из пяти вернулись трое. 
В последний день только что ушедшего года была плохая погода. Летали две пары. 
Новый год встретил плохо. С выпивкой был легкий перебор. Не танцевал. Все наши 
девчонки живут в одном доме, у них всегда много гостей. 
Вчера погода была плохая, но все же из нашей дивизии летало 15 самолетов. Высота 
облачности — до 100 метров. Шел снег. Я прервал взлет: отказал мотор. 
4.01.43 г. 
Теперь летаем и в плохую погоду, лишь бы высота облачности была 100 метров и 
видимость — 1-2 километра. Иногда, придя с задания, садимся в снегопад при 
видимости до 500 метров, по несколько раз заходим на укатанную полоску шириной 
200 метров. 
В мирное время никто нигде в таких условиях не летал. 
У Конюхова загорелся мотор в воздухе. Посадил самолет на фюзеляж возле 
аэродрома. Много неисправностей. Что поделаешь! Самолеты делают на заводах по 
принципу "давай-давай". Да и подростков много работает. 
Полетаев промазал на посадке, выкатился с укатанной полосы в снег, едва не 
скапотировал, погнул концы винта. Штыков садился, а ему навстречу — другой 
самолет. Не увидели друг друга. Едва не столкнулись на больших скоростях, оба 
были на волоске от гибели. Повредили консоли плоскостей. 
Встретил Дерябина. Вместе заканчивали школу в Энгельсе. Говорил, что воевал в 
Финляндии, сделал 20 вылетов на «чайке». От нервного перенапряжения потерял 
зрение и разбил три самолета. Сейчас комиссар эскадрильи. 
Решил две получки послать Груне не через Люберцы, а прямо в Азию. 
12.01.43 г. 
Давно ничего не писал. Шесть дней не был дома. С Нового года пошла полоса 
невезения. 1 января прервал взлет и не летал на задание. Во второй раз — 
закипела вода на рулении — опять не летал. 5 января взлетел на том же самолете в 
составе девятки. Все было нормально. Но на подлете к цели, южнее Великих Лук, 
ст. Чернозем, на их территории, мотор начало трясти. Самолет стал постепенно 
терять высоту. Я нажал гашетки, сбросил бомбы и повернул на свою территорию. 
Задание было серьезное. Облачность снизилась до 200 метров. На моторе оборвался 
клапан цилиндра на всасывании. Такие случаи обычно приводят к пожару. С правой 
стороны был выхлоп белого дыма (горело масло). Тяга снизилась. Шел на малой 
скорости со снижением. Прошел 25 километров. Мотор работал хуже и хуже. Все 
время выбирал место для посадки, но его не было. Местность холмистая, с 
оврагами. Перед землей весь козырек облило маслом (лопнула клапанная крышка). 
Землю видел только в боковую форточку. Уже неуправляемый самолет ткнулся в бугор 
винтом, подскочил вверх и рухнул на землю. При этом я очень сильно ударился 
грудью о ручку управления. Это была моя вторая посадка в поле на фюзеляж. Первая 
— на четвертом вылете. Вторая — на 24-м. Скорость перед приземлением была 200 
км/час. Вылез из кабины — руки-ноги дрожат. Весь самолет в масле. Фюзеляж почти 
переломился пополам. Левая сторона центроплана сильно деформирована. А я 
невредим. Подъехал мотоцикл: вез летчика. Поздоровались. Его атаковал 
истребитель. Подбил и выскочил вперед. Наш молодец не растерялся, нажал на 
гашетки — и немец в землю. 
За мной пришла машина и отвезла в медсанбат. Поднесли водочки, уложили, и я 
уснул. Отходил от удара и потрясения. У меня даже документы не спросили, просто 
определили по одежде, что свой. 
В госпитале пролежал 4 дня. 5-го послал телеграмму в полк, но она не дошла. 9 
января выехал из деревни Федориха и на автомашине доехал до Торопца, переночевал 
и утром на следующий день на товарном поезде выехал в Андреаполь и там лег в 
лазарет. Дал телеграмму, чтобы выслали У-2. 
11 января прилетел Михайличенко, и к вечеру я прибыл домой. Он сообщил 
результаты полета 5 января на ст. Опухлики. Их встретили огнем зениток, да еще 
истребители потрепали. Говорят, из нашей дивизии не вернулось 14 самолетов. 
Теперь некоторые нашлись, но больше половины нет. В том числе и двоих наших — 
Писеева и Конюхова. Писеева до этого три раза подбивали. 
Как мы к этим бедам привыкнем? Гибнут друзья, как будто так и надо. 
Два полка нашей дивизии уходят на отдых. Сдали самолеты. 
15.01.43 г. 
Наш полк пошел в тыл на отдых. Пополнятся две эскадрильи и добавится третья. 
Вернулись обратно в Рудниково, откуда улетели месяц назад. Вчера со Щербаковым 
прилетел на У-2 и поселился на старой квартире в деревне Голубьево. Все 
радуются, принимают как родных. Рада и Маруся, дочь хозяйки. Гонит самогонку. За 
2-3 дня здесь соберутся все наши. Два других полка базируются по соседству. 
Вчера в деревне отмечали старый Новый год. Было много девчонок из округи. 
Ряженые плясали, чудили. Посмеялся, отдохнул и погрустил о погибших товарищах. 
Жена Сени Гуртовенко с ребенком живут в Джизаке. Возможно, она уже получила 
посылку с его вещами... Слезы застят глаза, но что поделаешь. Идет война 
народная. В первом моем туре Сеня был командиром 3-го звена, а я и Пелевин — в 
его подчинении. Оба погибли. Остались я, Штыков, Щербаков, Полетаев. 
Итак, после трех туров (закончился под Великими Луками) остались командир 
Ковшиков, штурман Бочко, командиры эскадрилий Штыков, Щербаков, Лядский, 
Шмиголь, Полетаев. Семь человек. 
Последний вылет в районе Великих Лук. Перерыв в боевой работе до 28 января. 
Капитан Штыков в полку по количеству вылетов на втором месте после Полетаева. 
Они хорошо сдружились и часто летают вдвоем. Старшего лейтенанта Шейнина 
назначили командиром звена. Михайличенко и Козлов — старшие пилоты. Щербакову не 
везет. В первом туре сделал 3 боевых вылета, был ранен и больше не летал. Во 
втором туре его снова подбили. Мне тоже не повезло. Сделал всего 11 боевых 
вылетов, а Полетаев около 20. 
Николаев уже лейтенант. Наградили орденом Отечественной войны I степени. 
В Андреаполе в лазарете я пробыл один день. Слышал рассказы раненых летчиков, 
которых подожгли Ме-109. Оба выпрыгнули с парашютами с низкой высоты, не более 
200 метров. Это был последний шанс выжить. Один из них приземлился на 
нейтральной полосе. Немцы прострелили ему разрывной пулей ногу, но кость не 
задели. Второй приземлился удачно. 
Старший лейтенант рассказывал: шли четверкой, их начали атаковать Ме-109, и, 
когда оглянулся, троих уже не было, он ушел в вираж и так спасся. Немцы атакуют 
парами и стреляют поочередно. Потом ему пробили задний бак, загорелся мотор. 
Хотел открыть кабину, но колпак заклинило. В это время у него впереди оказался 
немецкий истребитель, поймал его в прицел и дал очередь из пушек и пулеметов. 
Фриц — в землю, а наш герой пошел на посадку. Сел на нейтральной полосе, на 
минное поле, но не взорвался. Саперы подоспели, выручили и отдали ему награду 
немецкого летчика: железный крест с мечами. Его носил Хага Йозеф, лейтенант, 
1921 года рождения. 
Станцию Опухлики охраняли зенитки и истребители, которых подсаживали на озеро. 
Летчики сидели в кабинах, как только покажутся Илы, — сразу взлетают... А 
истребители, которые иногда нас прикрывают, на низкой высоте часто отказываются 
идти на немецкую территорию. Боятся, хитрят. 
Послал письмо Груне. Жду получки, чтобы отослать ей деньги. 
22.01.43 г. 
Скучные настали времена. Опять не о чем будет писать, пока не начнется третий 
тур. 
Ходят слухи, что меня собираются назначить зам. командира эскадрильи. 
Иногда играю в карты, но в основном читаю. Прочитал «Чингисхана», «Суворова», 
массу газет. 
Предлагают съездить в дом отдыха за Торжок, дней на 10-15. Не мешало бы. 
Пополняем потери летчиков и самолетов. Добавляют третью эскадрилью. В ней, 
наверное, и буду зам. командира. Вместо моего друга Семена Гуртовенко. 
Сегодня наши собираются ехать в Куйбышев за самолетами. В следующий раз нужно и 
мне съездить. Может, попаду в Люберцы, чтобы оставить эту тетрадь. 
Друг мой Сеня! Как часто вспоминаю тебя и других погибших ребятишек. Не верится! 
Неужели никто из вас не остался в живых? Вот она, авиация. Раненых мало... 
Недавно в столовой встретил военного техника Строганова. Он сообщил, что на Пе-2 
погиб мой однокашник Саша Лоскутов. Рассказал также, что Алексеев (мы его 
прозвали Пушкиным) и Макаров работали в Чкалове инструкторами на Р-5. Оба — тоже 
мои однокашники по Энгельсу. Алексеев был большой забулдыга, пьянствовал, но ему 
везло в жизни. С ним я проказничал в Новосибирске. Где он сейчас? 
Здесь, в районе аэродрома возле Торжка, почти все наши собрались. 
Деньги еще не получил. Задолжал уже 1300 рублей. Да и Груне моей нужны гроши. 
1900 рублей еще не дошли до нее. Пропали, наверное. 
Прошел уже год, как мы с ней расстались. Авось судьба смилостивится ко мне и 
подарит возможность проверить наши чувства. 
Когда улетали на У-2 из Баталей, сержант Яковлев не прогрел мотор перед взлетом 
и на разбеге разбил самолет. Такой же случай был у меня в Новосибирской школе. 
Вот мой «маршрут» за последнее время: до 10 декабря был в Голубьево; 27 декабря 
— в Машутино; 6 января — под Великими Луками; 11 января — в Андреаполе и 19 
января — опять в Голубьево. Где будет мой следующий привал? 
23.01.43 г. 
Вчера наградили пятерых наших летчиков: Шейнина, Полетаева, Козлова, Шмиголя, 
Михайличенко — всех Красной Звездой. Младший сержант Нина Симоненко получила 
медаль "За отвагу". Заслужила вооружейница. Трудится хорошо. Механик самолета 
Штыкова и еще два тоже получили такие же медали. Это первый случай награждения 
техников в нашем полку. Во втором туре сделал всего 11 вылетов. Под Великие Луки 
всего два, а там здорово били. Поэтому и уцелел. 
Бочко стал уже майором. Большая лесть начальству — неизменный спутник его жизни. 
Но летчики о нем плохого мнения. Правда, на боевые задания он летает. Это плюс. 
Его принцип на войне: побыстрее перескочить должности, где приходится много 
летать. 
Двух получек до сих пор не выдали и, возможно, третью тоже не выдадут. Оставил 
доверенность Данилову, получит и отошлет Груне. Если бы не нужно было отсылать, 
мог бы вообще их не получать, деньги мне почти не нужны. 
Завтра едем в Куйбышев за самолетами. Третья поездка. 
Груня моя! Если эти дневники попадут тебе в руки, перепиши и, когда у тебя будут 
взрослые дети, дай им почитать. Сохрани память обо мне. Я не хотел тебе зла, 
просто был еще молод, глуп и неопытен. 
Почти за год на войне немало написал. И только правду. Хотел, чтобы ты кое-что 
узнала о войне, а, возможно, еще кто-нибудь почитает. 
Оставляю тебе две карточки тех, кто уже отдал свои жизни за Родину. Помни нас. 
25.01.43 г. 
Пишу в Люберцах, у Зайцевой. С аэродрома до Калинина нас везли на открытой 
машине. Изрядно намерзлись. Ехали около пяти часов. В Калинине посмотрели на 
целый эшелон пленных немцев — 300 человек. Никто не охранял, убегать они не 
собирались, рады, что живы остались. 
Вот и довелось мне проспать ночь на кровати, принадлежащей когда-то Груне... 
Третий раз в Люберцы заезжаю. Если бы Груня была здесь... 
По вине разгильдяя Голованова, который не передал дневники, пропали мои записи 
за несколько месяцев. 
5.02.43 г. Получили самолеты и вылетели по маршруту Куйбышев — Кузнецк — Моршано 
— Дягилево — Горощино, где пробыли до июня. В Горощино оказался в 671-м 
штурмовом авиаполку. Генерал Громов вручил нам гвардейское знамя, полк 
переименовали в 90-й гвардейский ШАП. С тех пор я ношу значок «Гвардия» и 
получаю полуторный оклад. 
С Береговым (будущий космонавт — Ред.) я оказался в одном полку и даже в одной 
эскадрилье. Он заместитель командира, я — командир звена. Георгий на войне с 
самого начала. 
В Рудниково был на волоске от гибели. В одном из полетов совершил посадку, на 
рулении нос самолета резко задрался вверх. В чем дело? Обернулся: фюзеляж 
развалился по самый центроплан. Пока жить буду, не узнаю, почему фюзеляж не 
отвалился в воздухе. Ведь там нагрузка на него гораздо больше, чем на земле. 
В Горощино готовились к очередной операции, облетали район будущих боевых 
действий, тренировались летать строем, бомбили по мишеням, стреляли из пушек и 
пулеметов. 
В одном из полетов на полигон, на бомбометание, у сержанта Бочарошвили отказал 
мотор. Вынужден был садиться прямо на густой сосновый лес, начал рубить деревья. 
Выбросило из кабины. Остался цел. Броневая обшивка во многих случаях спасает от 
гибели. 
1.06.43 г. Вылетели из Рудниково по маршруту Тушино — Ряжск. Таким образом с 
Калининского фронта перелетели на Степной. Наша дивизия входит в состав корпуса, 
которым командует Каманин, спасатель героев-челюскинцев. 
Нас включили в состав резервного фронта: готовится наступление на Курской дуге. 
Полки состоят из трех эскадрилий по 10 самолетов плюс самолет командира и 
штурмана полка. Всего 32 самолета, а в корпусе две штурмовых (Ил-2) и одна 
истребительная дивизия. Всего порядка 220 самолетов. На аэродроме Таловая (в 
степи) выполняли различные тренировочные полеты. 
26.07.43 г. 
Из Таловой перелетели под деревню Свинопогореловка, что восточнее Обояни. 
Аэродром — узкая полоска между шоссе и железной дорогой. Довольно неровная. 
Немцы при наступлении со стороны Белгорода продвинулись на север на 35 
километров. 
В одном из полетов Береговой летел последним. К нему подкрался немецкий 
истребитель и поджег. Георгий терпел сколько мог, а потом выпрыгнул с парашютом. 
Приземлился между нашими и немцами. Его с трудом спасли. Потом дал мне кусочек 
парашюта на носовой платок. 
До начала наступления облетали район боевых действий на У-2. Залетали на 
Прохоровский плацдарм. 
3.08.43 г. 
Началось наступление на Курской дуге. Наш аэродром расположен километрах в 10 от 
линии фронта. Утром велась артподготовка, и мы видели черные клубы дыма на 
горизонте. В этот день я сделал 3 боевых вылета, налетал 3 часа. В первый вылет 
над целью было много штурмовиков, все расположились большим кругом и 
обрабатывали передовую. Сделали два захода. В последующие дни немцы начали 
отступать. Атаковали колонны, «выкуривали» их из оврагов. В одном из полетов нас 
вел командир эскадрильи капитан Ребизов. Он до войны летал на ТБ-3 (экипаж 5 
человек). Не научился ориентироваться на Ил-2, завел километров на 20 в глубь 
немецкой территории. По пути видели много техники и войск. Отличные цели! Только 
атакуй! Но он повел нас дальше. И здесь под нашим строем начали появляться 
черные «шапки» — разрывы немецких 76-миллиметровых снарядов. Ребизов начал 
разворот в сторону своей территории, строй немного растянулся. В это время сзади 
появились два Ме-109. Я вел последнюю пару в шестерке. Повернул влево, под 
защиту стрелков впереди идущих самолетов. 
Ребизов позже применял такую хитрость. Отойдя от аэродрома километров 20-30, по 
радио передавал: «Жора, выходи!» И строй на цель вел Береговой. Ребизов шел как 
рядовой летчик. 
За август во время наступлении в сторону Белгорода сделал 20 боевых вылетов. 
Напряжение! Когда наземные войска надавили на немцев и они побежали, у летчиков 
появились хорошие цели. Атаковали автоколонны, отдельные машины по оврагам. 
Приходилось штурмовать и пехоту, артиллерию, даже танки. Но наше оружие для 
танков не очень страшно. Пушки, пулеметы, реактивные снаряды для них — мелочь. 
Немецкие истребители, когда идут в атаку на группу Ил-2, учитывают, как ведут 
себя наши летчики. Если в строю начинают нервничать: делают зигзаги, кто-то 
вырывается вперед, кто-то отстает — фрицы лезут напролом. 
16.08.43 г. 
Нашим очередным аэродромом, вернее, полевой площадкой, стал хутор. Летный состав 
живет в амбарах. На этой площадке, кроме нашего 90-го полка, стоит и 91-й. Это 
район Ахтырки и Богодухова. Немцы собрали силы, в том числе много авиации, и 
пошли в контрнаступление. Утром при вылете на задание приказали залететь 
подальше на немецкую сторону, посмотреть, что там делается. При подлете к линии 
фронта увидел, что немецкие бомбардировщики Ю-88 с высоты 2500—3000 метров 
бомбят какую-то цель. Бомбы сбросили с одного захода, с разворотом, очень 
растянутым строем. Возле моего самолета прошла очередь трассирующих пуль. Быстро 
обнаружил бомбардировщик, который летел метров на 400 ниже нас: «баловался» 
стрелок. 
Дальше по курсу встретились Ю-87, «лаптежники», которые стали в круг, собираясь 
произвести бомбометание. Постреляли по ним, но никого не сбили. По возвращении 
обо всем доложил начальству. Через некоторое время собрали вторую шестерку. 
Командир полка Ищенко сказал, что поведет ее Береговой. Через час с небольшим из 
этих шести самолетов вернулось два — Берегового и Пряженникова. Их атаковали 
истребители, видно, хорошие мастера своего дела. Погибли 4 летчика и 3 стрелка. 
Один стрелок остался жив. 
У младшего лейтенанта Балабанова загорелся самолет, приземлился, но не смог 
открыть кабину — снарядом заклинило колпак. Сгорел заживо. Погиб и Ребизов со 
стрелком и еще 2 экипажа. 
Георгий больше боится истребителей и меньше — зенитной артиллерии, а я наоборот. 

А на полчаса раньше повел на задание шестерку командир эскадрильи Гармаш из 
91-го гвардейского полка. Завел всех прямо на немецкий аэродром, где их и 
посбивали. Только он один из 12 человек дотянул до своей территории на горящем 
самолете. Видел его в санчасти. Все лицо обгорело — сплошная черная маска... 
В результате ошибок ведущих в двух полках потеряны 10 самолетов и 18 человек 
летного состава. 
2.11.43 г. 
После передышки — Украина. Подготовка к взятию Киева. Были учения. 1 ноября 
немного повоевали. Погода была плохая. Но наш полк за день сделал 22 вылета. Я 
летал 2 раза. На моем счету уже 55 боевых вылетов. 
Как только появились Ил-2, летчиков, сделавших 30 боевых вылетов, намеревались 
представлять к Золотой Звезде. Потом «норму» вроде увеличили до 80 боевых 
вылетов... Каманин не представит на звание Героя и за 200. 
Во втором вылете потеряли Мишу Ласунина. Первую шестерку вел капитан Кузин. 
Вторую — я. Миша шел у меня справа. Перед вылетом обрадовался, что будет лететь 
в строю один. Никто не помешает. К цели подходили на низкой высоте — 300 метров. 
По нам стреляли из чего только можно. Над целью за Днепром в масляный радиатор 
его самолета попал термитный снаряд. Загорелся, потом перевернулся. Говорят, 
Миша и стрелок успели выпрыгнуть. На одном из них горел комбинезон. Больше о них 
ничего неизвестно. Скорее всего погибли. Чертовски не везет нашей эскадрилье. 
Из деревни Недры, где мы живем, угнали в Германию 300 человек. 
30 октября наконец-то получил письмо от отца. Донбасс освободили! Родители 
зажили, а вот сестру угнали в Германию на каторгу. Бедная Полина... 
3.11.43 г. 
Сегодня поработали на славу и, главное, все братцы целы. Начались бои за Киев. 
Я слетал один раз на излучину, а сегодня наш полк сделал 3 вылета севернее 
Киева. Видел под собой город, а некоторые прошли на бреющем над Крещатиком. 
Фрицы плачут от наших Илов! Даем копоти! Зенитки не попадают: наверное, мы 
подучились маневрировать! 
Ведущую группу встретили «фоккевульфы», а последнюю Ме-109. Одного подбили, но 
он дошел до своего аэродрома. 
Корешков Сережа вернулся из плена, сегодня совершил второй полет. И подбили. 
Хорошо, что дотянул до своих и приземлился. 
Один летчик-чудак на посадке забыл выпустить шасси и сел на фюзеляж. А в 
остальном все хорошо. 
Полк сделал 50 вылетов. Потерял 2 самолета. Летчики все целы. Завтра предстоит 
горячая работа. Войска продвинулись к Киеву, наступают по правому берегу. 
4.11.43 г. 
Очень плохая погода, не работали. А наземные войска продвигаются. 
5.11.43 г. 
Наш полк сделал 4 вылета. Погода была очень плохая. Высота облачности доходила 
до 400-600 метров. Во втором вылете на немецкой территории были минут десять. 
Из-за интенсивного огня зениток часто ныряли в облака. Меня 4 раза атаковал 
«фоккевульф-190». Насчитал 5 пулевых пробоин. Говорят, стрелок Ананьев, который 
прыгал из горящего самолета под Белгородом, сбил Ме-109. 
Из этого полета не вернулся летчик Нетреба. Один Ла-5, который нас прикрывал, 
сбила зенитка. Упал на их стороне. 
Фрицы бегут из Киева, много машин на дорогах в сторону Житомира. 
В городе пожары. Наши танки почти полностью окружили его. Еще день-два — и Киев 
будет наш. 
Последний вылет совершили всего 5 самолетами из 24, остальные неисправны. И все 
равно хорошо поддали фрицам. Быстро бегут! 
7.11.43 г. 
Вчера не удалось сделать запись. Вечером хорошо выпил. В одиннадцать лег спать. 
А 6 ноября было кое-что интересное. Во-первых, Анатолий Баландин вернулся в 92-й 
гвардейский полк. Жив, здоров, уже летал на задание. Выпрыгнули под Харьковом на 
немецкой стороне. Толя сумел бежать, а стрелок попал в плен. Баландин — хороший 
парень, молоденький, имеет более 90 вылетов. Рекорд в дивизии. Говорят, его 
наградят Золотой Звездой. 
Во-вторых, утром нам сообщили, что взят Киев. 
С сегодняшнего дня наша дивизия называется «4-я гвардейская Киевская штурмовая 
авиационная дивизия». В 91-м гвардейском полку 5 ноября в один вылет потеряли 4 
экипажа. Напали истребители. 
Скоро будем перелетать на другой аэродром, а думали, здесь долго просидим. 
Получил благодарность от командира полка по случаю праздника Октябрьской 
революции. Посланы документы на награждение меня орденом Красного Знамени. 
И еще большая радость: вернулся из плена младший лейтенант Скворцов. Сбили его 
под Белгородом 8 августа, приземлился на парашюте на немецкую батарею зениток. И 
вот через 3 месяца вернулся. 
Взяли в плен вместе со стрелком. Отвезли в Харьков, дальше на самолете в 
Днепропетровск. Вызывали два раза на допросы. Не били, предлагали летать у них — 
отказался. Согласился быть военнопленным. Работать офицеров не заставляли. 
Шестьдесят летчиков погрузили в вагоны и повезли в Германию. Под Кривым Рогом 
или Долинской ночью они сумели открыть окно-люк и спрыгнуть на ходу с поезда. 
Добирались в полк с приключениями. 
Говорят, немцы разбрасывали листовки: «Русских летчиков надо кормить салом, а 
зенитчиков — соломой». 
9.11.43 г. 
Вчера устроили праздник. Днем достали самогонки и перед обедом выпили всей 
эскадрильей. Вечером выдали по 200 граммов. Половина моей нормы. Пришлось 
добавить самогонки. У нас нет случаев полетов нетрезвых летчиков. Пока 
остерегаемся. Война во всем портит людей. Сколько я уже выпил водки и самогонки! 

В 92-м полку погиб Костя Писеев. После попадания снаряда врезался в землю. Костя 
— старый вояка, еще под Ржевом воевал. И вот сложил голову под Киевом. 
О Монахине и Нетребе ничего не слышно. Наверное, погибли. Если так, то наша 
эскадрилья потеряла уже девять летчиков. Из "старичков" остались я, Береговой и 
Пряженников. 
11.11.43 г. 
Вчера получил письмо от Груни. Она, бедняжка, долго болела. Тяжко ей. Продала 
часы. Но, глупая, адрес свой мне не дает, и я не могу выслать деньги. Было 
время, когда рассылал по 2000 рублей куда попало, лишь бы деньги не пропали 
вместе со мной. Она же капризничала и ничего не просила. 
Посмотрел хорошее кино — «Народные мстители». 
Вчера наш Монахин вернулся. Под Киевом мотор забарахлил. Думал сесть в Бровары 
(восточнее Киева 20 км), но не дотянул, упал в лес. Самолет разбит, сам сильно 
ушибся. 
Стрелка Щелокова ранило в воздухе в шею, навылет. Монахин предлагал ему прыгать 
над Киевом. Но тот не смог. При посадке в лес получил сотрясение мозга и умер. 
Вчера Молодчиков хотел посадить самолет с форсом, но поздно дал кран на выпуск 
шасси и сломал машину. 
Видел Козлова, старого вояку. Его сбили под Белгородом. Потерял правый глаз. При 
встрече расцеловались. О Нетребе по-прежнему ничего не слышно. 
2 ноября послал отцу и матери 3000 рублей и денежный аттестат на 1500 рублей. 
13.11.43 г. 
Вчера наши взяли Житомир. Таким образом, в немецкий фронт вбит клин длиной в 140 
км и шириной не меньше. 
Начальство едет в отпуск, а «швейкам» нельзя. 
Позавчера послал Груне письмо на трех листах. Грубоватое, ну и пусть: лучше 
подействует. 
Вечером употребил два стакана. Крепок стал. Не берет. Нехороший признак! 
16.11.43 г. 
Получил письмо от отца. Пишет, что братишка Гриша жив. Большая радость! 
Вчера сделал один вылет. Погода плохая. Облачность 400-500 метров. Полет был 
тяжелый, от цели уходил в облаках. Сверху видно: базары в городе работают вовсю. 

Не вернулись Бобров и Сверчков из 92-го полка. Летали поодиночке. Сверчков — 
летчик опытный и хитрый, как он мог пропасть? Наверное, прижали "фоккеры". 
Позавчера в самолете Беджиева техник забыл убрать подушку из тоннеля водяного 
радиатора. Мотор запарил (у меня был аналогичный случай). Беджиев сбросил бомбы 
и стал искать аэродром. Из-за пара ничего не было видно. Сел в поле, разбил 
самолет. 
Из нашего полка вчера набрали всего 6 самолетов на задание. 
25.11.43 г. 
Позавчера был в 92-м полку, в котором пролетал целый год. Отмечали вторую 
годовщину. Вечер прошел неплохо, но хуже, чем у нас. Главной моей целью было 
увидеться с товарищами. Теперь Михайличенко, который под Ржевом был сержантом в 
моем звене, стал заместителем командира эскадрильи вместо погибшего Кости 
Писеева. 
22 ноября погиб Коваленко: загорелся и врезался в землю. Говорят, Самыйлин 
выпрыгнул над нашей территорией, один из экипажа. За последнее время у них 
увеличились потери. 
Видел Штыкова, Батю, моего воспитателя: уже майор (наконец-то!), штурман полка. 
Сказал ему много хорошего. 
Полетаева начинают затирать. Сам виноват, слишком льстил начальству, стал 
зазнаваться. 
Шарая подбили истребители: сел на своей территории благополучно, только без 
стрелка Лапшина. Куда делся? Может, выпрыгнул? 
Немцы отбили Житомир и двигаются на Киев. Говорят, сосредоточили на этом 
направлении до 600 самолетов и тысячи танков. 
Передо мной фотокарточка эскадрильи Штыкова 1942 года с Калининского фронта. Из 
10 человек (8 летчиков, замполит и инженер) остались в живых трое. 
Не летаем, аэродром раскис. На Украине осенью плохая погода для авиации. На сей 
день у меня 64 боевых вылета. 
Ни от кого нет писем. Делать нечего, только попивай шнапс. 
В районе Киева летчик Сошнин садился в поле с выпущенными шасси, скапотировал, 
висел на привязных ремнях. Задохнулся. 
3.12.43 г. 
Ночью выпал снег, началась зима. С 22 ноября и до сих пор не летаем. Плохая 
погода, грязюка. Немцы поджали наших к Киеву. Главная их цель — задержать 
наступление. 
В полку истребителей, которые прикрывают нашу дивизию, воюют два испанца, Прието 
и Урибе. Из тех, которые прибыли к нам в 1937 году. Награждены, научили летчиков 
немного петь и говорить по-испански. Когда ребята выпьют вечером, запевают. 
Прочитал сочинения Писемского, 750 страниц. Хорошие, реалистические произведения 
о жизни и быте помещиков и крестьян в царское время. Прочитал журнал «Знамя», 
200 страниц. 
Писем — ни от кого, кроме отца. Жизнь здесь скучная. Развлечений нет. Перед 
обедом пьем самогонку. 
Завтра у нас должен быть вечер в честь Дня Конституции. Соберутся одни летчики. 
«Обтекателей» не будет. 
Скоро поедем на летную конференцию нашей дивизии и истребительного полка. Увижу 
своих ребятишек. Соскучился по ним. Очень сильно чувство дружбы на войне. А 
летчики между собой как родные. Ненавидят приспособленцев. Горе сближает. 
В батальоны аэродромного обслуживания, например, поустраивались здоровые, как 
быки, мужики, «поженились» и «воюют». Их прямо в глаза называют «обтекателями». 
Считай, каждый командир БАО имеет ППЖ (походно-полевая жена — Ред.). 
9.12.43 г. 
5 декабря, в День Конституции, наш полк совместно с истребителями устроил 
офицерский вечер. От нас — я, от них — майор Веселов были организаторами. Все 
прошло хорошо, весело и без скандалов. Счеты никто не сводил. 
Бывший штурман нашего полка майор Зиновеев стал командиром 91-го гвардейского 
ШАП, а подполковник Левадный назначен заместителем командира 264-й дивизии. 
Зиновееву повезло: ниже должности штурмана полка не занимал, хотя у него нет и 
30 боевых вылетов — очень боится. Штурманом нашего полка будет капитан Кузин, 
командиром 1-й эскадрильи — Корешков. 
Стоит плохая погода. Немцы летают по одному — «охотники», бросают бомбы с 
замедленными взрывателями. Вчера летал в паре с Корсаковым. Бомбы сбросили на 
окопы и танки. Высота облачности была не более 250 метров. Взлетали с аэродрома 
Недра. Штурмовали юго-восточнее Фастова. Летали также Корешков с Сошниным. 
Немцы теснили наши войска с юга, а теперь — с запада, все ближе подходят к 
Киеву, до города 60 километров. 
Вчера моему стрелку Марушкину вручили орден Отечественной войны II степени, до 
этого имел Красную Звезду. Скоро и мне вручат очередной орден — третий по счету. 

10.12.43 г. 
Сегодня погода улучшилась. Наш полк сделал 2 вылета. Я летал во втором. В первом 
группу водил командир моей эскадрильи Береговой. При выходе из атаки убрал газ, 
чтобы быстрее собрать ведомых, но они немного выскочили вперед, так, что ведущий 
оказался последним. Тут его "фоккер" и подловил, но все закончилось почти 
благополучно: немец пробил только колесо и отбил полгондолы шасси. Истребители 
прикрытия завязали с ними бой. Командир эскадрильи оказался без ведомого (его 
щитом был испанец), подбили, пошел на посадку в поле, у земли его преследовали 
два "фоккера" и, наверное, добили. Жаль, Ганичкин — хороший парень, давно воюет. 
Неужели погиб? 
Сегодня меня едва не таранил молодой летчик — первый вылет. 
Случилось! Стрельченко полетел пьяный и погиб. 
11.12.43 г. 
Сегодня наш полк сделал 2 вылета на Грибенки. Я летал утром, вел второе звено. 
Около цели, за 200 метров, нас встретили два "фоккера". Скорее всего сидели на 
площадке «подскока». Пристроились сзади, снизу начали атаковать моих ведомых. 
Левому отбили кусок элерона и часть руля поворота. Ранили в ногу стрелка. Летчик 
Колигин сразу же ушел под меня и выскочил вперед. Правый ведомый Аверьянов попал 
под огонь другого истребителя, ранило стрелка Сентебова. Аверьянов стал уходить 
в облака, его снова атаковали и сильно повредили фюзеляж. Но он смог 
возвратиться домой. Правда, был на волоске от гибели. Это его пятый вылет. 
12.12.43 г. 
68-й боевой вылет. Первый раз водил на задание группу самостоятельно. Шесть 
экипажей. Летали под Грибенки. Бились с истребителями. Одолевают самые 
неприятные чувства, пока не повернешь от цели на свою территорию. При подлете к 
цели даже их истребителей больше боишься. Иное дело — при отходе. Появляется 
азарт боя, тем более если самолет немца окажется впереди. 
До линии фронта погода была ясная, на вражеской территории — облачность 400-500 
метров. Повел группу к цели за облаками. Толщина слоя — 100-200 метров. Бомбы у 
нас были по 100 кг, с мгновенными взрывателями. Их можно бросать с высоты не 
ниже 300 метров. Над Грибенками пробили облачность, сбросили «груз», постреляли 
по пехоте — и домой. Севернее Грибенок, километрах в 5-7 от линии фронта, у 
немцев есть посадочная площадка «подскока» для истребителей. Почти каждую группу 
встречают. Сегодня прошли прямо над этой площадкой. Истребители взлетели и сразу 
же пошли в атаку. Некоторые даже не успели шасси убрать. Моего левого ведомого 
два раза атаковал "фоккер". Пробил оба колеса. Мой заместитель, правый ведомый 
Коломийцев выскочил вперед. Ме-109 зашел ему под хвост и атаковал. Я перед его 
носом дал заградительную очередь из 4-х стволов. Немец отвалил влево. В это 
время зенитки дали заградительную очередь. Я залп перескочил и пошел за Ме-109, 
дал по нему еще несколько коротких очередей. Он ушел на бреющий полет, с левым 
разворотом. Я за ним и опять стреляю. Наверное, снарядов 100 и полтысячи пуль на 
него израсходовал. Но немцы — не дураки, не подпускают близко и на удобную 
позицию. Правда, страха на них нагнали. Дерзость проявили. Ведь штурмовику 
бороться с истребителем непросто. У них скорость в 2 раза больше. А 
маневренность! У нас попадаются такие машины, что с большим усилием приходится 
давить на ручку, чтобы развернуться. Пехота вылезла из окопов и наблюдала всю 
эту карусель. 
91-й полк летал шестнадцатью самолетами под Белую Церковь. Их сопровождало 10 
истребителей. Трое не вернулись. 
Про Ганичина ничего не слышно. Незавидная доля у истребителей, которые 
прикрывают штурмовиков. Связаны по рукам и ногам, маневр во время полета крайне 
ограничен, никаких решений в свою пользу. Привязаны к нам, и потерь у них 
больше. 
13.12.43 г. 
Вчера не вернулись 4 истребителя. Было 2 вылета 91-го полка. Снова под Белую 
Церковь. Штурмовали все движущееся по дорогам. Каждый штурмовик выбирал цель 
отдельно, строя не придерживались, а это немцам и нужно. До декабря в нашей 
дивизии гибли в основном «швейки», а теперь и начальству достается. Вчера группу 
91-го полка вел командир эскадрильи капитан Филиппов. Погнался за «рамой» 
(Фв-189), бросив группу. И не вернулся. Филиппов, который на войне с самого 
начала, сделал на разных самолетах более 200 боевых вылетов, из них на Ил-2 — 
более 80. В августе послали представление. Так и не дождался. Как глупо погиб! 
А сегодня еще глупее погиб штурман 91-го полка майор Рулев. Летел с задания на 
бреющем полете, обратным посадочному курсу. Погода плохая, видимость 
ограниченная. В это время другой летчик заходил на посадку по правилам. Сошлись 
на встречных курсах. Заметили друг друга поздно. Рванули самолеты вверх, один 
удержался, а Рулев рухнул на землю и сгорел. 
Сегодня у меня нерабочий день. Прочитал книгу «Юность Матвея», 250 страниц. 
Хорошая. 
Получил зимнее обмундирование. Хуже прошлогоднего. Бедность. 
14.12.43 г. 
Вчера не вернулся Боря Майоров из 91-го полка. Снарядом развалило самолет. Оба 
не успели выпрыгнуть. Боря еще под Ржевом воевал. 
Не вернулся Хабаров... 
Сегодня водил группу на Винницкие Ставы. На подходе к своей территории появились 
4 «фоккера». Нас не успели атаковать и занялись истребителями. Сбили один. 
Сегодня же упал Николай Алферьев, не долетев до аэродрома 30-40 километров. 
А вчера Егорушка Калигин упал южнее Васильково. Мотор обрезал. 
Много летного состава погибло на направлении Грибенки, Белая Церковь, 
юго-западнее Киева. Какой смысл имеют наши полеты в эти районы? Ведь там на 
земле не воюют. Никто не наступает. 
Полк истребителей, который нас прикрывает, потерял за 6 дней 8 летчиков. 
15.12.43 г. 
При полете под Белую Церковь не вернулись старший лейтенант Шейнин, Горбачев, 
Костюнин, бывший мой курсант в Балашовской школе. Вчера только один истребитель 
не вернулся. Наша дивизия из 96 самолетов имеет всего около 30. Получаем новые, 
нужно пополнение. 
21.12.43 г. 
Летали две восьмерки на Белую Церковь. Их сопровождали 12 истребителей. Немцы не 
заставили себя ждать. Три истребителя сбиты: испанец Антонио Урибе, Монахин и 
командир звена Петренко. Все погибли. Из четверки непосредственного прикрытия 
пришел один Строганов. Когда их били, говорят, остальных восьми и близко не 
было. Прието плакал по своему земляку. 
Получил первое письмо от брата. Неужели будет еще воевать? Ведь дважды ранен... 
Комиссар нашего полка Сотников говорит, что скоро буду командиром эскадрильи 
вместо Федулова, который уехал на курсы. 
24.12.43 г. 
«Обрадовали»: посылали документы на Красное Знамя, а прислали орден 
Отечественной войны П степени. Все возмущены: сидят там в штабах и издеваются 
над тружениками. Попробовали бы полетать, узнали бы, как зарабатывают ордена. 
Вчера смотрели кинофильм «Два бойца». Не понравился. Халтура на тему 
Отечественной войны. 
Некоторые наши летчики в доме отдыха. Сегодня или завтра должны приехать. 
27.12.43 г. 
Давно обещали перебазировать в Борисполь. То аэродром был занят, то погода не 
позволяла. А сегодня объявили о перебазировании в Жуляны. Это центральный 
киевский аэродром. 
В Жулянах будут базироваться два наших полка. А два других — в Васильково. Это 
очень близко к линии фронта, менее 20 километров. Немцы спокойной жизни не 
дадут. 
Наши ребята приехали из дома отдыха. Там же и госпиталь. Насмотрелись на 
авиационных калек. Их там около сотни. 
В мою эскадрилью пришла девушка от истребителей, будет летать стрелком. Первая в 
нашем полку. В других давно есть. 
Вчера смотрели кино «Большая жизнь». 
Не перелетали в Жуляны из-за плохой погоды. Как всем нам не хочется уезжать 
отсюда до Нового года. Здесь уже более двух месяцев, привыкли. В последние дни 
жизнь наладилась. Каждый вечер кино или танцы. До этого была скука. Иногда 
вспоминаю Раю. Давно не встречал женщин. Ниоткуда нет писем. 
Не знаю о судьбе денежного аттестата и 3000 рублей, высланных отцу в Донбасс. 
Наконец-то через 4 месяца после ранения вступает в строй Бескровный. Стрелок 
Зимаков, который под Ахтыркой 20 августа выбрался из горящего самолета и при 
этом сильно обгорел, тоже вернулся. 
31.12.43 г. 
Живем на окраине Киева, в поселке Первомайский. На квартире. Кроме того, здесь 
много свободных частных домов. На аэродроме Жуляны с нами базируется полк 
истребителей ПВО: две эскадрильи женские и одна мужская. Летают днем и ночью. 
Вчера разговаривали с заместительницей командира эскадрильи. Похоже, они 
настоящие летчики, судя по тому, как пьют водку и ругаются. 
Наступление на запад и юго-запад от Киева началось успешно. Остальные наши 
самолеты никак не могут перелететь в Жуляны из-за погоды. Бои идут без авиации. 
Вчера с Жорой Береговым ходили в Киев. Пробродили больше четырех часов. От 
крупных домов здесь остались только стены, зияют громадные провалы, торчат 
погнутые балки. На Крещатике почти нет ни одного целого дома. 
Местных жителей мало. 
Зашли в магазин съесть пирожное и выпить газировки. Сколько лет мы не видели 
такой еды и питья! А денег с собой было очень мало. Когда услышали сколько 
должны, не поверили своим ушам. 200 рублей! Но не показали вида, что это нас 
смутило: положение и возраст уже обязывают. Жора отдал в залог сберкнижку на 
5000 рублей. Сегодня пойдет рассчитываться. 


2.01.44 г. 
С Новым годом, с новым счастьем! Боже, помоги дожить до конца войны. 
Ночью немецкие бомбардиры летают над Киевом, их ловят в прожектора и открывают 
ураганный огонь из зениток. И... не попадают. Вчера немцы забросали бомбами наш 
аэродром. Но самолеты все целы. Одна крупная — несколько сот килограммов — не 
разорвалась. 
Водил группу южнее Белой Церкви. Над их территорией были минут 20, но ничего 
существенного не обнаружили. 
Сегодня сделали один вылет пятеркой. Когда летели обратно, к земле прижала 
облачность. Вдруг навстречу группа Ил-2. Ушли еще ниже. Летчик Шевко не 
сманеврировал, врезался в землю. Погиб. А стрелок Овчинников остался жив. Везет. 
Не первый раз попадает в беду и все время выходит сухим из воды. 
4.01.44 г. 
Ухудшилась погода. Наш летчик Скрыпник садился в поле южнее Фастова, попал в 
окоп и повредил самолет. Вчера вернулся пешком. В тот же день на наш аэродром 
садился посторонний Пе-2 и врезался в постройки. 
На Яке садилась летчица: села на фюзеляж — убила техника. 
В середине дня водил восьмерку юго-западнее Белой Церкви. Это мой 72-й вылет. 
Четыре раза уже водил группы самостоятельно. 
Вчера получили посылки: водки по 250 г, полотенца, тетради, папиросы и прочее. 
7.01.44 г. 
Похоронили Н. Шевко. Духовой оркестр играл паршиво. Видно, надоели им похороны. 
Я у гроба сказал пару фраз и заплакал. 
Назначили командиром эскадрильи. От пилота до командира — 17 месяцев. Мне 
доверяют. 
Под Белой Церковью, когда наступления еще не было, погиб Шейнин. Немцы тогда нас 
прижимали. Сейчас легче: их истребителей почти не бывает, обстреливают редко. 
Летаем без прикрытия. 
Вчера дали задание лететь на ст. Мироновка, бомбить железнодорожные эшелоны. Это 
30-40 километров по немецкой территории. Вылетело 16 самолетов, плюс 
истребители. Но возле Белой Церкви они нас бросили, ссылаясь на плохую погоду. К 
цели шли за облаками. Когда пробили облачность, нас оказалось уже только 10. 
Остальные разбрелись кто куда. На станции был только один эшелон... 
Вчера взял два билета в оперу. Хотел сходить с Женей, но погода прояснилась: 
пришлось лететь. Билеты пропали. 
Нам определили другой аэродром — Узин. Вчера прошел слух, что наш полк должен 
сдать самолеты двум другим полкам дивизии, а самим ждать новых. Все 
обрадовались. Но, увы! Будем продолжать летать на этих. Много слухов... 
18.01.44 г. 
Попал в лазарет и встретил там летчика Петренко из 181-го авиационного полка, 
который нас прикрывал. Он был сбит под Грибенками вместе с Урибе и еще одним 
летчиком. Попал в плен. Немцы подлечили его в Белой Церкви, а когда бежали, 
«забыли» взять с собой. Лицо у него изрядно обгорело. Его не били. Не 
издевались, даже угощали шнапсом. Если бы не обгорел, увезли бы в Германию. 
Петренко узнал о судьбе капитана Горбачева. Он со стрелком выпрыгнули. Стрелок 
убегал, его ранили, и он застрелился. Горбачев убежал и спрятался в погребе. 
Вечером немцы пьянствовали и посылали женщин в погреб за огурцами. Они не пошли, 
побоялись, тогда пьяный фриц полез. Горбачев его застрелил. Но и сам был убит. 
Местные жители хотели его похоронить. Не дали. Растерзали. 
29.01.44 г. 
Больше двадцати дней не писал: из Жулян уехал неожиданно, все вещи остались на 
квартире. Потом выяснилось: украли 800 рублей и ремень со звездой, мой любимый, 
который носил 5 лет. 
Получил от Груни два письма. Она уже уехала из Азии и живет у мамы в Люберцах. 
Отец получил денежный аттестат, но не пришел перевод на 3000 рублей. 
За это время погибло много хороших ребят. 8 января сводил группу юго-западнее 
Белой Церкви. 9-го слетал южнее станции Мироновка. Второй раз — на Богуслав. 
10 января перелетели в Нехворощ, что на 20 километров северо-восточнее 
Бердичева. Из Васильково к Виннице полетела шестерка, ведомая Николаевым. Их 
встретили «фоккеры», применив новую тактику, устроили охоту на ведущего группы. 
Один истребитель расположился у него под хвостом, другой сверху отвлекал 
внимание стрелка. Нижний стал атаковать Николаева, подойдя метров на 20-30, но 
не попал. Видимо, не мог сосредоточиться: скорость была мала — боялся свалиться 
в штопор. При повторной атаке подошел еще ближе, выскочил вверх и попал в прицел 
стрелка: и тот не растерялся, дал очередь и отправил немца на тот свет. 
Фашисты начали сильные контратаки под Винницей. Идут большие воздушные бои. 13 
января не вернулся Николаев. Летали парами в плохую погоду, да еще истребители. 
Залетел в Борисполь и там сел. 
14 января не вернулся Воронин, тоже летал парой. Все из 92-го полка. 
15 января летали наши. Звено вел Полетаев и очень отставал от строя. Напали 
истребители и всех сбили. При этом Смоляков со стрелком погибли. Полетаев со 
стрелком выпрыгнули с очень малой высоты, а Козлов сел на фюзеляж. 
Второй испанец — Прието, летчик из 101-го истребительного авиаполка — не 
вернулся. 
Мой заместитель Алябьев, пока отсутствовал в полку, посадил моего стрелка 
Марушкина к летчику Ковтушенко. А тот над целью сделал резкое пике и выбросил 
его из кабины. Марушкин успел раскрыть парашют, но попал к немцам. Нет теперь у 
меня «щита». Мы с ним вместе из-под Белгорода. Хорошо слетались. (Впоследствии 
Марушкину удалось вырваться из плена и вернуться в полк — Ред.). 
26 января утром, минут за 40 до рассвета, отправили «на охоту» одиночно 6 
самолетов из 92-го полка. Погода была очень плохая, никакой видимости. Кончилось 
бедой. Врезались в землю и погибли Иван Иванович Козлов со стрелком. Старый 
вояка, золотой человек, все его очень жалеют. Два вечера летчики справляли по 
нему поминки. Гибнут люди по вине старших командиров. 
Редко хороним, все больше без похорон. А в пехоте и того хуже: ссовывают 
бульдозерами, сваливают в овраги и засыпают землей, не смотрят даже документы. 
92-м полком командует Ковшиков. Помню, когда он только пришел, у него на 
петлицах еще были видны следы от трех кубиков в недавнем старшего лейтенанта и 
вот поставили командовать полком. Наверняка в верхах «рука». 26 января он 
допустил большой риск только потому, что хотел отличиться. Так и дальше будет 
"отличаться"... 
4.02.44 г. 
Полетаев из-за низкой облачности зацепился за церковь и дерево. Да, сдает старая 
гвардия... 
Груня приехала к своей маме. Пишет. Стала лучше относиться ко мне. Послал ей 
8000 рублей. 
Представили к четвертому ордену Красного Знамени. 
Наш любимый комдив Байдуков убыл командовать корпусом. Его заменил подполковник 
Левадный, бывший командир 91-го гвардейского штурмового авиаполка. 
Живем в деревне Нехворощ. Каждый вечер три командира эскадрилий — я, Береговой и 
Корешков, штурман полка майор Кузин — играем в карты, в "девятку", иногда 
устраиваем именины (конечно, вымышленные), лишь бы выпить. 
1 февраля летали за Белую Церковь, потом южнее ст. Мироновка. Когда возвращались 
домой, были туман и дождь. Но дошли, правда, с трудом приземлились. 
В деревне народ неплохой. Но вши здесь заедают. 
Наш полк насобирал 10 самолетов, а было время, когда оставалось всего 3, и долго 
не пополнялись. 
21.02.44 г. 
Дней десять тому назад начали готовиться к перелету в Белую Церковь на помощь 
войскам в ликвидации окруженной группировки немцев у Корсунь-Шевченковского. 
Из-за погоды вылетели всеми исправными самолетами полка только 11 февраля. Их 
оказалось 7. А 14-го прилетело еще 5. В Белой Церкви собрали много авиации, 
около 12 полков: 5 штурмовых, 3 истребительных, 3 — самолетов У-2. Помогли 
пехоте. 
Сегодня сделал 6 боевых вылетов. Дома хозяйка поставила бутылку самогонки. 
При перелете в Белую Церковь на посадке задел колесом за плоскость У-2 и 
подломал ее. От летчика из 181-го истребительного полка узнал, что испанец 
Прието пришел домой пешком. 
В деревне устроили «именины» Жоре Береговому, с размахом. Было и командование 
полка. Командиры намекали, мол, что это за даты..., но ведь и сами не прочь 
погулять. 
14 февраля перед вылетом, сидя в самолете, видел, как над аэродромом появился 
Ла-5, шел с большим креном. У него не было руля поворота, половины руля высоты, 
от киля осталось всего ничего. Как держался в воздухе? В это время сел другой 
Ла-5, на фюзеляж. Но перелетел и угодил в стоявший Ил-2, лопастью его винта 
перерезал фюзеляж. У Ла-5 была большая дыра в плоскости. Оказывается, 4 наши 
«ласточки» встретились с 12 немецкими истребителями. И сумели удрать. 
16 февраля водил пятерку. Перед линией фронта навстречу нам шли 6 Me-109 и стали 
разворачиваться. Я подумал, что они пойдут в атаку на нашу группу и развернулся 
на свою территорию. Смотрю, начали бомбежку. Отбомбились и ушли. Тогда я 
развернулся и снова повел своих на задание. Передо мной группу водил Кузин. На 
них напали "фоккеры" и изрядно "пощипали". Пе-2 в плохую погоду летал на 
разведку на немецкий аэродром и, наверное, потерял ориентацию. Подлетая к Белой 
Церкви, сбросил на деревню бомбы, а стрелок обстреливал зенитки. Наш Ла-5 сбил 
его. Экипаж погиб. Чего только не бывает на войне! 
Два экипажа, которых сбили, вернулись в наши полки. Три месяца пробыли у 
партизан под Черкассами. Воевали вместе с ними. 
Грязь! Весь транспорт, который снабжал войска, застрял на дорогах от Белой 
Церкви до Лисянки. Начали перебрасывать грузы на У-2, но летчикам дали 
неправильную линию фронта, и они попали на немецкую территорию. Из 14 самолетов 
ни один не вернулся. Когда летали на задания, видели: валяются по полям битые. 
Кроме этих У-2, в тот день не вернулось еще 5 самолетов. Поохотились "фоккеры". 
19 февраля наши стрелки подожгли Ю-52, а когда он сел, добили бомбами. А 
истребители, говорят, сбили семь Ю-52. Кузин прямым попаданием ПТАБа поджег 
танк. 
В Белой Церкви взлетали по большой грязи, брызги летели во все стороны. 
У меня уже 89 боевых вылетов. 
В плохую погоду один летчик сбросил бомбы с низкой высоты и сам на них 
подорвался. Погиб. Знал же, что так делать нельзя! 
Нашел свой ремень. Украл техник из моей эскадрильи! 
27 февраля дважды водил истребителей из Киева на их аэродром. Это были 
перегонщики с завода на фронт. Еле летают. Надо было опекать. 
28.02.44 г. 
Сегодня мой день рождения — 31 год. Как быстро летит время. 
Когда отмечали годовщину Красной Армии, танцевал с Марусей Манаховой. Потом 
провожал ее и Лизу (живут вместе). 23-го попали на маленький концерт в штабе 
дивизии (в нашей деревне). После концерта снова были танцы. Один пьяный солдат 
нахальничал, для усмирения ударил его по носу. 
Водил шестерку истребителей. Без посадки вернулся в Киев и второй раз отвел 
шестерку, на бреющем полете — за что и получил трое суток ареста. 
Наградили четвертым орденом — Александра Невского. Сегодня надо идти в штаб 
дивизии, на обмен опытом. Что-то вроде конференции. Не хочется. 
2.03.44 г. 
Летчик Смоляков, которого считали погибшим, живой, но обгорел. Лежит в госпитале 
в Киеве. 
Две пары перчаток украли. Хожу с голыми руками. 
В 91-м гвардейском полку Макарову и Филиппову присвоили Героев. У Макарова 
теперь 5 орденов и Золотая Звезда. У них командир полка Коряков, любимец 
Каманина, так что они хорошо понимают друг друга. А чем больше Героев будет у 
Корякова в полку, тем быстрее и сам получит высшую награду. 
1-й Украинский фронт готовится к наступлению. Нам поставили задачу изучать район 
Шепетовки. 
Мой день рождения все еще не отмечали. Говорят, нет спирта в батальоне 
аэродромного обслуживания. 
Одну девчонку, стрелка, уже отправили рожать. Скоро и вторую отправят. Обе из 
моей эскадрильи. 
Погода все время плохая. 
Вчера мой техник Фетисов убил в лесу косулю, уже третью или четвертую. 
Двоих летчиков и одного стрелка из 91-го полка отправили в штрафной батальон за 
хулиганство. 
Теперь получаю в месяц 3340 рублей. На сберкнижке — всего 1270 рублей. Быстро 
трачу. Два раза посылал Груне по 1000 рублей. 
«Норму» на Героя уже отлетал. Но до меня очередь нескоро дойдет. Не 
высовываюсь... Но если выживу до конца 1944 года, возможно, и получу. 
3.03.44 г. 
Погиб Иван Сошнин, который имел более 70 вылетов. Очень глупо. Перегонял самолет 
из Недры на наш аэродром. Долетел до Фастова. Погода начала портиться. Надо было 
вернуться в Жуляны, а он шел по курсу. Вблизи Нехвороща пошел снег, резко 
ухудшилась видимость. Решил садиться в 15 километрах от аэродрома, в поле, на 
колеса. Попал в овраг, скапотировал. В кабину набежала вода. Висел на ремнях 
вниз головой. Перевернуться не смог или был без сознания. Захлебнулся. Очень 
плакали по нему хозяева, у которых он жил. 
Вчера сообщили, что в 14.00 мы должны перелететь на аэродром Скоморохи под 
Житомиром. Там есть бетонированная полоса. Начнется операция по освобождению 
Винницы и Жмеринки. 
6.03.44 г. 
В Скоморохи так и не перелетели: плохая погода. Аэродром раскис. Командир полка 
Ищенко учит нас играть в преферанс. 
В тот день, когда погиб Сошнин, из Недры вылетели на одном самолете Молодчиков и 
Скворцов. Их ждали 4 дня. Думали, разбились, а они приходят в Нехворощ пешком. 
Сели в Фастове, но Молодчиков подломал самолет. 
В 91-м полку два самолета столкнулись в воздухе во время перелета в Скоморохи. 
Один Ил-2, падая на аэродром, разбил на земле Як и «дуглас». Погибли два летчика 
и стрелок. Еще один стрелок тяжело ранен. 
Начиная от Житомира и дальше, были случаи покушений на наших солдат и офицеров. 
На польской территории, видимо, будет еще хуже. Ходят слухи, что поляки к нам 
недружелюбны. 
10.03.44 г. 
На аэродроме Скоморохи в воздухе столкнулись два самолета 91-го полка. На высоте 
70 метров один из них подрубил другому хвост. Этот «рубака» садился поперек 
аэродрома, зацепил Як, разбил новенький «дуглас». 91-й потерял один экипаж над 
целью и четыре разбили на аэродроме. 
Весна в полном разгаре. Аэродром почти подсох. Завтра начинаем воевать. В нашем 
полку 12 самолетов из 32 по штату. Скоро добавят. 
На фронте наступление идет успешно. Скоро немцам прибавит хлопот авиация. До 
Румынии осталось менее 200 километров. 
Я почти хорошо выучился играть в преферанс. 
12.03.44 г. 
Вчера начали воевать, но пока летаем мало. Аэродром все же не совсем готов. 
Некоторые самолеты проваливаются в грязь. Вчера сделали всего 4 боевых вылета. 
Сегодня — 22. Я водил восьмерку под Литовец, восточнее Винницы. За 2 дня не 
встретили ни одного немецкого истребителя. 
Выполнил 90 боевых вылетов. 
На днях устроили большой пир. Были две дивизионные солдатки. 
Большая радость: сегодня вернулся в полк Алексей Полетаев. В бензобак его 
самолета попал снаряд. Горел, упал юго-западнее Бердичева. Полтора месяца 
прятался у крестьян. Пришел весь оборванный, в крестьянской одежде. Куда делся 
стрелок, не знает. 
Кузин посадил самолет на фюзеляж. Вместо того чтобы выпустить закрылки, убрал 
шасси, перепутал рычаги. 
16.03.44 г. 
Мы все еще в Нехвороще. Недавно один летчик, пролетая через наш аэродром на 
истребителе, захотел пофорсить. Прижал самолет к земле и на большой скорости 
собирался сделать боевой разворот, но крылом задел землю. Машину разбил, сам 
чудом остался жив. Недели через две будет летать на очередном самолете. 
13 марта в полдень водил шестерку под Проскуров. Видимость была очень плохая. 
Все черно. Боялся, что ударил по своим. Дома товарищи добавили сомнений. 
Настроение очень плохое. 
В этот же день, вечером, опять водил группу под Проскуров. На этот раз нас 
прикрывали шесть Яков. При подходе к городу ударили зенитки и навели на нас 
немецких истребителей. Одного Яка сбили. 
При отходе от цели "фоккеры" продолжали атаковать истребителей. (Илов 
побаиваются: у нас есть стрелки!) Сбили еще двоих. Один летчик выпрыгнул, но 
парашют не раскрылся. 
14 марта Береговой водил группу за Винницу на автоколонну и не вернулся. При 
отходе от цели его мотор задымил, может, подбили, а может, повредили осколки 
своих бомб. Говорили, сел на нашей территории. Ждем его уже третий день. 
Под Бердичевом много подбитых наших танков и «тигров». На бреющем полете они 
хорошо видны. 
Один истребитель шел с задания на бреющем, зацепился за дом и разбился. 
Вчера объявили о перебазировании на аэродром Журбинцы, в 18 километрах отсюда. 
Ждем погоды. Весна закончилась. Опять началась зима с большой грязью и метелями. 

17.03.44 г. 
Утром 12 наших летчиков во главе с Кузиным уехали в Прилуки за самолетами. 
Сегодня передали остаток своих самолетов двум братским полкам. Себе оставили 2. 
Немного передохнем, а они повоюют за нас. 
Перебрались в деревню Журбинцы. В Нехвороще прожили 2 месяца и 8 дней. 
Свирепствует сыпной тиф, поэтому нас и переселили. 
Когда прощался, хозяйка и ее дочка плакали. Привыкли, мы вели себя благородно. 
Немцы в этой деревне сожгли 120 хат за убийство офицера. 
В Журбинцах поселился с Георгием. К нам присоединятся Кузин и Кумсков (новая 
восходящая звезда). Живем в крайней хате. 
24.03.44 г. 
Вернулся Чекаловец со стрелком Тулубаевым. Подбили — вынуждены были пойти на 
посадку. Зацепился крылом за дерево и сбросил бомбы. Чекаловец говорит, хотел 
подорвать себя — вокруг было много немцев. Но осколки только посекли самолет. 
После приземления немцы сразу же побежали к ним (это видели летчики из его 
группы). Экипаж бросился к лесу, а немцы не стали догонять, занялись самолетом. 
Потом поискали в лесу и ушли. Рассказ Чекаловца об их приключениях похож на 
сказку. 
У немцев на каждую авиационную дивизию есть специальный человек, который 
занимается пленными летчиками. Если авиадивизия перебрасывается на другой фронт, 
и он туда переезжает. 
Один наш летчик попал в руки такого специалиста. На допросе начал ему врать. 
Немец вынимает две фотокарточки нашего командира полка и показывает ему: а это 
кто? Мол, ты врешь! На фото был Ищенко. Один снимок в профиль, на втором — идет 
по аллее. 
При каждой дивизии — особый отдел. Их работники выискивают «чужаков», 
«изменников». У генерала Каманина есть одно хорошее качество. Никого из тех, кто 
возвратился из плена, он не отдал на растерзание. 2-3 дня летчик отдыхает и 
продолжает летать, никаких особенных допросов ему не учиняют. В других 
соединениях бывшим пленным устраивают длительные проверки. 
Итак, мы отдыхаем. Позавчера вчетвером ходили на охоту на коз — неудача. 
Молодчиков убил зайца, но хозяйка не сумела его приготовить. 
Послали документы на присвоение мне звания капитана и на пятый орден. 
31.03.44 г. 
Ничего не получаем: ни писем, ни газет. 
Штаб дивизии базируется под Бродами. Немцы приостановили наступление наших 
войск, контратакуют. 
28 марта летал в Нехворощ. Навестил бывшую хозяйку. Угостила и дала на дорогу... 

За три месяца много недоплатили. Вместо 10000 получил 700 рублей. 
В нашей деревне размещено польское войско. «Русских поляков» учат польскому 
языку и заставляют молиться. Наш комиссар метко заметил: «Какой будет польская 
армия, такой будет и Польша». 
Южнее Проскурова окружили большую группировку немецких войск. До сих пор там 
работают 91-й и 92-й авиационные полки. У них все нормально. 
Прочитал книги: «Чкалов» Боброва, 320 страниц, «Хроника времен Карла IX» П. 
Мериме, 210 страниц, «Ходжа Насреддин» Соловьева, 162 страницы. Отдыхаем. Почти 
каждый день играем в преферанс. Немцы на Бердичев больше не летают. Расстояние 
большое, аэродромов у них нет, только во Львове. 
16.04.44 г. 
Сегодня русская Пасха. Крестьяне празднуют, а некоторые даже две Пасхи — русскую 
и польскую. Польские военные, которые стоят с нами, тоже праздновали. Командир 
батареи приглашал наше начальство на ужин. Они каждое утро и вечер молятся. Для 
нас это странно. 
Бандеровцев у нас нет, а вот западнее дают о себе знать. Часто обстреливают 
самолеты. 
Отец пишет, что на меня у них спрашивают какую-то характеристику. Зачем и кому 
она нужна? Не в польскую ли армию собираются завербовать? Не дай бог! Фамилия-то 
у меня подходящая. Многих русских так забрали. 
На днях 12 наших летчиков едут в Куйбышев за самолетами. Теперь у меня такая 
должность, что никуда нельзя отлучиться. Сиди дома и воспитывай подчиненных. За 
них я уже получил выговор и предупреждение о несоответствии занимаемой должности 
в приказе по полку. Уж очень плохая дисциплина в моей эскадрилье. Одного солдата 
за пьянки отправили в штрафбат. 
Недавно на аэродром наших братских полков сделали налет 10 «фоккеров» под 
прикрытием двух Ме-109. Самолеты не повредили, но ранили 18 техников, из которых 
в тот же день 3 человека скончались. 
12 апреля немцы сделали большой налет на Фастов и Дарницу. Натворили беды. 
Несколько эшелонов разбили. Много народа погибло. Вся Дарница пылала, а 
расстояние от немецких аэродромов — свыше 500 километров. 
Постепенно наши летчики съезжаются из разных мест. Сегодня и завтра будем 
перебазироваться на новый аэродром. 
Постоянно получаю письма от отца, от Гриши ничего нет. 
Эту тетрадь дописал в Люберцах, куда попал в гости к Груне на 5 дней. Нас везли 
в Куйбышев за самолетами. Ох, как плохо переношу я самолет в качестве пассажира. 
Из Москвы до Куйбышева летел на Ли-2. Прислонился к иллюминатору и смотрел в 
одну точку. Так и просидел неподвижно. 
11.05.44 г. 
Перебазировались в Млынув. Уже в Польше! Живем в двухэтажном особняке какого-то 
пана. Летаем поодиночке или парами на свободную «охоту». 
Из полета не вернулся Корешков. С низкой высоты сбросил бомбы — осколки 
повредили самолет. Сел в поле на фюзеляж, спрятался у поляка, а тот выдал его 
немцам. Это второй плен Сережи. 
  Из плена Сергей вернулся только в 45-м. Встретил его в Москве, у общежития, 
  где мы жили, готовясь к параду Победы. Спали на высоких деревянных топчанах, 
  соломенных матрацах, на мокрых подушках. И поговаривали: вот так Родина-мать 
  привечает своих победителей. 
  Так вот, Сережа был одет в цивильную одежду. Поговорили. Потом он встретился с 
  Каманиным, и тот опять взял его в авиацию. Служил в Бельцах, куда мы 
  перелетели после войны из Чехословакии.
Из Млынува летал на «охоту» в район Рава-Русская. К линии фронта набрал метров 
700 высоты, чтобы не быть хорошей мишенью. За линией фронта сразу начал 
снижаться. Небо без единого облачка. При снижении обнаружил несколько 
рассредоточенных автомашин, пострелял по ним из пушек и пулеметов. Продолжил 
полет вдоль железной дороги. На первой станции стоял эшелон. Набрал высоту 
метров 500 и сбросил 100-килограммовую бомбу. Опять снизился. На второй станции 
были четыре эшелона, два с паровозами. После полета проанализировал свою работу 
и пришел к выводу, что мог бы гораздо больше навредить немцам. Бомбы не попали в 
цель. А вот от стрельбы из пушек и пулеметов видел очаги огня. Беда в том, что 
поторопился, опыта атаки таких целей нет. 
Набрал высоту, опознал местность, произвел посадку на аэродроме Млынув. Осмотрел 
самолет. В консоли плоскости была одна пулевая пробоина. 
6 мая перегоняли новые самолеты по маршруту Куйбышев — Саратов — Борисоглебск — 
Воронеж — Харьков — Прилуки — Скоморохи — Млынув — Окопы. Общий налет — 9 часов 
20 минут. 
23.08.44 г. 
Перебазировались на аэродром под город Жешув. Летали на Сандомирский плацдарм. 
Наши передовые части стремительно заняли позиции на реке Сан. Тылы отстали. 
Танки и штурмовики помогают войскам удерживать плацдарм. Летчикам ставят задачу 
подольше продержаться над целью. Выстраивались в круг и делали до 8 заходов. В 
одном из полетов командира эскадрильи Гамаюна из 91-го полка сбили прямым 
попаданием 76-миллиметрового зенитного снаряда. Имел более 200 боевых вылетов. 
Это было на глазах у Каманина. Говорят, у него даже слеза покатилась. Но, когда 
командир полка предложил посмертно наградить погибшего второй звездой Героя, 
отказал. 
  В корпусе (а это свыше 220 самолетов), которым он командовал два года, ни один 
  летчик не стал дважды Героем. Наверное, все мерил по себе: если у меня одна 
  Звезда (за спасение челюскинцев), то и у подчиненных тоже больше одной быть не 
  должно.
1.09.44 г. 
Не вернулся с боевого задания Садохин. 
6.09.44 г. 
Начали перелет в Румынию всем корпусом. Первая посадка была в Станиславе, где 
почему-то долго сидели ничего не делая. 
16.09.44 г. 
прилетели в Бакэу на бывший немецкий полевой аэродром. Живем в деревне 
Марджинени. Питаемся в бывшей немецкой столовой, где на стенах красками 
изображен их боевой путь: Эйфелева башня, Крымский полуостров и т. д. 
Под крыльцом гнездится пчелиный рой. Однажды, когда на крыльце собралось много 
людей, Жора сунул туда палку. Пришлось разбегаться. 
7.10.44 г. 
Перелетели из Бакэу в Брашув (Румыния). Долго ждали хорошую погоду: надо было 
перелететь через Карпаты. 
14.10.44 г. 
Перелетели на аэродром Альба-Июлия. Красивый городок. Нас почему-то не торопятся 
вводить в бой. 
15.10.44 г. 
Перелетели в Клуж. За 3 дня здесь выполнил 4 боевых вылета. Далековато было до 
целей. Атаковали живую силу противника, автомашины южнее Сату-Маре, два 
железнодорожных эшелона на станции Сантэу. 
23.10.44 г. 
Перелетели на аэродром Орадеа-Маре. 
26.10.44г. 
Надудвар. Это уже Венгрия. Глубокая осень. Аэродром — грунтовая полоса. Вода с 
грязью. При взлете — брызги и комья такие, что не видно самолета. Над целью 
вдруг оказывается, что пушки и пулеметы не стреляют: автоматика забита грязью. 
Ходил в гости к хозяину магазина. У него дочки лет 14-16. Немного объяснялись. С 
одной из них я даже поцеловался. Видно, родители увидели и больше их на крыльцо 
не выпускают. Но, когда мы улетали, хозяин, хозяйка и одна из дочек плакали. 
Простым людям войны не нужны. 
Из Надудвара летали в район Будапешта. Сделал 11 вылетов, в районах Цеглед, 
Ньиредьхаза, Мёзёкевещд, Сольнок атаковал автомашины, танки, железнодорожные 
эшелоны и прочее. 
Водил четверку в район Шюте, Комарно. На железнодорожной станции атаковали 
эшелон. Удачно попали бомбами. Произошел мощный взрыв. 
Штурман полка Кузин повел 16 самолетов (все, что собрали из трех полков) в район 
Комарно, северо-западнее Будапешта, где немцы перешли в контрнаступление. Я у 
него был заместителем. Вдруг впереди самолета, точно на моей высоте, разорвался 
зенитный снаряд калибра 76 мм. Спасла от верной гибели какая-то сотая доля 
секунды. Разрыв был настолько близко, что я аж вздрогнул, а ведь мои уши были 
закрыты шлемофоном. За войну видел много разрывов зенитных снарядов, но услышал 
только один раз. Сразу же стал уходить с этого курса разворотом влево. 
В этом полете я еще раз убедился, какой умелый воин Кузин. Он полез в атаку 
туда, где были сплошные разрывы зенитных снарядов. Даже мне далеко до него. 
С боевого задания не вернулись капитан Курилов и младший лейтенант Ивлев. Через 
несколько дней стали известны подробности очередной трагедии. Оказалось, еще до 
подхода к цели группа из пяти самолетов, которую вел Кузин, была атакована 
истребителями. Подбили самолет Ивлева, но он не ушел из строя — мотор тянул 
нормально. Шедший справа Курилов оказался последним в строю. На него и 
набросились истребители. Подожгли масляный радиатор. Курилов пошел на посадку на 
свою территорию. Сел бы на фюзеляж — все было бы нормально, но в кабине появился 
дым, Курилов перепугался и на выравнивании, с 3-5-метровой высоты выбросился из 
самолета. При ударе о землю сломал ногу, разбил голову. А самолет приземлился 
сам. Стрелок остался невредим. Вылез из кабины как при нормальной посадке. 
Курилов через 2 часа умер. Так погиб последний летчик из старого состава нашего 
полка. Исключительно по своей вине! В последнее время он очень боялся летать, за 
что его неоднократно ругали. А надо было не заставлять, а дать длительный 
отпуск, хотя бы при части. Варварское отношение у начальников к летчикам. 
Ивлев сел в поле на фюзеляж около городка Сольнок. Ранен в руку и ногу. Сейчас 
лежит в госпитале. 
Из прикрывающего нас 122-го истребительного полка за это время не вернулись 4 
летчика. 
Все эти беды от истребительной эскадры асов, которая под Будапештом действует 
против нашей авиации. Немцы ее перебрасывают на разные фронты, много они нашего 
брата положили. 
Молодчиков привез 100 литров спирта и вина, а также 3 фуражки. Одна досталась 
мне. В тот же вечер мадьяр принес мне хромовые сапоги. Мы их "обмыли" вместе с 
хозяевами, сапожником и его другом. 
Грязь непролазная, часто идут дожди. Летаем мало. Вчера водил группу. Шли между 
двух слоев облачности. Истребители, которые сопровождали нас, все время ныли: 
мол, погода плохая, принимай решение (хотели, чтобы мы вернулись). Я передал по 
радио, чтобы прекратили ныть, а шли за нами. Хорошо, что над целью в облаках 
оказалось окно, не то пришлось бы возвращаться домой с бомбами, а посадка с ними 
запрещена. 
Сегодня целый день идет дождь. Утром и в обед «причащались». 
Ведется следствие по поводу изнасилования женщины и девочки двумя механиками из 
92-го полка. И еще на слуху один случай. В Буче начальник строевого отдела и 
писарь изнасиловали дочь управляющего имением. 
28.11.44 г. 
В Ясберень улетели истребители 122-го полка. Мы должны были лететь на Дьёндьёж, 
но помешала погода. Когда собирались, хозяева плакали. Привыкли к нам, да и 
чувствовали защиту от всяких бед. Не помню, чтобы в своей стране нас так 
провожали. Венгры — хорошие люди. Вообще нет плохих людей, есть плохие 
правители, которые натравливают своих подданных на другие народы. 
5.12.44 г. 
Вел группу на «свободную охоту» севернее г. Хатван (Венгрия). Перейдя линию 
фронта, напали на автомашины, которые двигались рассредоточено, на расстоянии 
70-100 метров друг от друга. Зашли с тыла. Задней оказалась открытая машина типа 
«додж» с четырьмя военными. Ударил из пушек и пулеметов. Машина взорвалась. Меня 
охватила радость. Такое не часто приходится видеть. 
Две передние машины тянули большие артиллерийские пушки. Они находились градусов 
на 10-15 в стороне от курса полета. Начал доворот и, еще не поймав их в прицел, 
нажал на гашетки пушек и пулеметов. Вижу, трассы тянутся прямо к машинам, а они 
не взрываются. Даже злиться начал. Сближаюсь и продолжаю стрелять. Не 
взрываются! Еще ближе к земле... И вдруг стрелок Марушкин как закричит. Я тут же 
рванул ручку на себя, перешел в набор высоты и облегченно вздохнул. Бывает, 
увлекся. А машины так и не взорвались, но мы их здорово потрепали. Марушкин 
поджег одну. 
На аэродроме лежит «фоккер», подбитый сел у нас. 
Стрелок Кирицын напился, проник в хату к мадьяру, наверное, набезобразничал, в 
результате ему пробили голову, а он одного мадьяра ранил из пистолета. 
13.12.44 г. 
Сделал 2 вылета в район города Лученец. Цель, которую мне дали, даже вблизи не 
имела характерных ориентиров, за которые можно было бы зацепиться. Атаковал, но 
неуверенно, боялся, что ударю по своим. 
Нашей шестерке дали шесть Яков. Но истребители оказались неопытными, еще не 
воевали. Из полета вернулись только два. После посадки зашел на командный пункт 
и стал ждать у телефона, когда начальство спросит нашего оперативного работника 
кто водил группу. При каждом звонке вздрагивал, ожидая расправы. Оказалось 
наоборот, наша работа была очень удачной: войска, не встречая сопротивления 
немцев, заняли объект. Я облегченно вздохнул и успокоился. Так что большая 
разница, откуда смотреть — с воздуха или с земли. 
5 декабря началась операция по уничтожению окруженной в Будапеште группировки. 
Сегодня летал на штурмовку автомашин северо-западнее Хатвана и с бреющего полета 
видел, сколько техники бросили немцы — все дороги забиты. 
Войска, наверное, дойдут до Австрии. Некоторые мадьярские генералы, воевавшие на 
стороне немцев, начали переходить к нам. И вашим, и нашим! Чувствуют приближение 
конца рейха. 
В этот день работало много авиации, даже «бостоны», которых получали по 
ленд-лизу, летали. Немецкой авиации пока нет. Хорошо даем фрицам! 
12 декабря перелетели на новое место. Живем в деревне Детк. Погода очень плохая. 
Но мы понемногу летаем. Под самый Будапешт и в другие места, куда пошлют. 
Недавно Ил-2 из 3-го штурмового корпуса по ошибке атаковали 171-й батальон 
аэродромного обслуживания (им командует мой друг Саламов), который расположен 
недалеко от линии фронта. Есть раненые и убитые. Убит начальник продовольствия. 
Когда летчики по ошибке атакуют своих, то, как правило, попадают лучше, чем по 
немцам. Такова ирония судьбы. Может потому, что наши не боятся своих самолетов и 
не прячутся. 
Вчера не было никакой видимости — густая дымка. Все же летали. Каманин объявил 
всем благодарность. 
Наверное, из-за плохой погоды летчик Малев из 1-й эскадрильи нашего полка при 
пикировании над целью врезался в землю. Самолет взорвался. Оба погибли. А из 
полка в штаб дивизии донесли: боевая потеря. Так начальству проще. 
За это время в 92-м гвардейском полку сбиты 3 экипажа. Один вернулся, а два — 
нет. 
Герой Шмиголь летает на разведку парой в плохую погоду. Задел дерево и обломал 
кусок плоскости, а ведомый ушел в облака и не вышел. Куда делся — неизвестно. 
Наверное, погиб. 
13 декабря Кузин повел 13 Ил-2 на цель. С ним полетел и командир полка Ищенко. 
Прикрывали их 10 Яков, и еще 6 заранее были высланы в район цели. В такой куче 
командиру безопаснее, проще заработать боевой вылет. И все же эти 16 
истребителей не усмотрели за Илами. Над целью пара Фв-190 сбила летчика Халина, 
его самолет пошел на «петлю» и Халин со стрелком выбросились из кабины. У одного 
не раскрылся парашют. На второй день узнали, что Халин жив. Наземные войска 
подтвердили, что он сбил истребитель. 
Самолет Ищенко подбила зенитка. В киле довольно большая дыра. Не угадал наш 
командир полка, когда надо слетать на задание. 
14.12.44 г. 
Водил 12 самолетов на деревню Сечень. Немцы там хорошо закрепились. Над Сеченью 
встали в круг и работали около 15 минут. Полет продолжался 1 час 15 минут 
(многовато для Ил-2). Его опять описал в газете корреспондент. Привирает 
щелкопер. 
Сообщили, что с 1 января 1945 года разрешат отправлять посылки. Слать-то нечего! 
А вот кое-кто, ох, как наживется. 
Кумсков и Николаев заболели и уже 3 дня лежат в лазарете. Я дал своим хозяевам 
100 пенгов. У меня их 7000. Наверное, пропадут, куда их девать. 
Мадьяры боятся наших солдат, понимают, что беззащитны перед ними. Офицеры 
выручают. 
Выпал первый снег. Играл в снежки. Три девки бросали в меня одного. 
Вчера получил получку — 3000 рублей. 2000 послал Груне. Она мне частенько пишет. 
Очень беспокоится, а мне лень отвечать. 
Слышал, за бои под Будапештом меня представили к ордену Красного Знамени. 
Два дня не летали из-за плохой погоды. Вчера играли в преферанс: я, командир 
полка, комиссар и начальник штаба. Выиграл 200 пенгов. 
24.12.44 г. 
Сегодня не вернулись мои летчики Ляшенко и Фесенко. Опытные, хорошие ребята. 
Группу водил Береговой. Опять он отличился, как под Ахтыркой. Летали в 
«проклятое ущелье». Цели расположены за горой, сразу огнем встречают зенитки, 
атакуют истребители. Наши истребители ушли вверх — немцы и воспользовались этим. 
Видят, как нас «защитники» прикрывают, вот и лезут нахрапом. 
Сегодня выслали передовую команду за Хатван. Завтра все перелетим туда. 
Капитан Артемьев из 122-го истребительного полка, которого сбили, нашелся. 
Сейчас лежит в госпитале. 
Выдали зимнее обмундирование. Прилично оделись, но некому на нас смотреть. Дома 
было кому, но там ходили оборванцами. 
С 20 декабря началось вторичное наступление на Будапешт. С востока город окружен 
полностью. Окружают с запада с помощью 3-го Украинского фронта. 
Сейчас базируемся в Чехословакии. Напряженно работаем. Подморозило, аэродромы в 
хорошем состоянии. Делаем по одному — два вылета. 
22-го водил группу в «проклятое ущелье». После посадки Саша Кузин начал меня 
ругать, будто я ударил по своей территории. Сначала был уверен, что правильно 
атаковал цель, а потом засомневался. Ждал плохих известий, но обошлось. 
На днях группу водил Шмиголь, командир эскадрильи 92-го полка. Их атаковали 
ФВ-190. Уходя от пары истребителей, он начал резко маневрировать. Уже на 
аэродроме на стабилизаторе обнаружил вмятину, а на радиоантенне висел вытяжной 
парашютик. Стрелка не было: выбросило при резких поворотах — не был привязан 
ремнями. 
23 декабря на взлете у Кумскова начал обрезать мотор, а впереди — железная 
дорога. Вынужден был убрать шасси и приземлиться на фюзеляж. У Судоргина на 
взлете пробило водяной радиатор. Сел на соседнем аэродроме. Как много зависит от 
умения и трудолюбия техника. Молодец мой Яша Фетисов! 
В нашем 90-м гвардейском штурмовом авиаполку осталось не более 15 самолетов из 
32. И почти у всех подходит к концу ресурс моторов. А новых нет. 
Вчера атаковали позиции у чешской деревни Кална, юго-западнее Левице. После 
ухода от цели строй растянулся. Как-то жаль стало задних, развернулся и пошел к 
ним. 
Мадьяры в деревне привыкли к нам, относятся очень хорошо. Чехи тоже. Девки хотят 
замуж за русских офицеров. 



3.01.45 г. 
Вот и новый год наступил. Будапешт еще не взяли. Сегодня немцы начали прорыв к 
окруженной в городе группировке. 
Фесенко со стрелком пришли. Ляшенко с Нефедовым нет. Один из них остался жив, 
но, наверное, попал в плен. Жаль, хороший летчик. 
1-2 января Илы двух корпусов сильно били по центру Будапешта: немцы отказались 
капитулировать и убили наших парламентеров. До этого город не трогали. Мне на 
Будапешт не удалось слетать. Говорят, очень красивый. 
11.01.45 г. 
На наши самолеты ставят новые моторы. 
4-го ходил в поле с винтовкой на зайцев. Их здесь очень много, по 6-8 штук 
бегают. Много и осколками побило. 
Нашли убитого немца. Очень молодой, на фото — вместе с девушкой. 
Немцы подсадили эскадру новых самолетов с 37-миллиметровой пушкой. Одного из них 
сбили, взяли в плен. Фриц убежден, что они победят, если не живой силой, то 
техникой. Говорит о каких-то новых страшных бомбах. 
6 января водил группу на ст. Нова Вьеска, северо-западнее города Естергом. 
Взорвали эшелон. Огромное зарево заняло полнеба. Такого взрыва я за всю войну не 
видел. Что взорвалось? 
Продвижение войск очень медленное. Поговаривают, Гитлер приказал любой ценой 
удержать Будапешт. 
Достал себе колечко, вроде, золотое, и ношу. Вот так! 
Говорят, на аэродром Ясберень сели венгерские летчики и сдались в плен. 
12.01.45 г. 
Заседал партактив. Итоги работы дивизии подводил подполковник Саприкин. Назвал 
лучших: Кузин, Лядский, Павленко. А уже год, как мы не имеем ни одной награды. 
Обвиняют в этом нашего начальника строевого отдела Солодовникова, который 
подавал документы на тех, кто его поил. Попадет под суд. 
19.01.45 г. 
Водил группу севернее города Естергом. Полетел и Кузин. Ищенко ему не советовал, 
мол, и так уже налетался. А Кузин не может усидеть. Зенитный снаряд отбил ему 
хвостовую часть. Хорошо что остался кусочек руля высоты, который и спас его. 
Приехал военторг. Привезли мыло, спички, вино и кое-какое барахло. Настало 
время, когда «шкуры» обогащаются, хапают добро. Но летчикам это не нужно. 
Думаешь, как бы не убили. 
Скоро два месяца, как идут бои за Будапешт. Я, наконец, летал над городом на 
низкой высоте. Действительно, красивый! Но странно, что на улицах много людей, 
как будто нет войны. 
24.01.45 г. 
Летал на разведку погоды. На обратном маршруте залетел на Буду, сделал несколько 
атак. 
На льду Дуная много цветных грузовых парашютов, наверное, большая часть грузов к 
немцам не попала. 
Нам здесь живется весело: кино, танцы... молодость берет свое. Как будто и войны 
нет, и смерть не витает над нами. 
11.02.45 г. 
Одолела лень, но сегодня в связи с гибелью майора Николаева решил написать. Ему 
еще под Ржевом не повезло: зенитный снаряд разбил переднее бронестекло и осколки 
изранили лицо. Погиб мой друг, коллега, командир эскадрильи. При третьем заходе 
на цель низко вывел самолет, резко взял ручку на себя для набора высоты, потерял 
скорость и сорвался в штопор. И это в то время, когда воевать стало полегче: ни 
истребителей, ни зениток. 
22.02.45 г. 
Отправились на «Дугласе» во Львов за самолетами. Погода помешала, и нас высадили 
в Мукачево. Достали бочку пива, и вечером уехали на товарняке во Львов. За время 
странствий спустил 10000 рублей. Но это уже гроши, деньги резко обесценились. 
28 февраля в ресторане «Люкс» отметили мои 32 года. 
22.03.45 г. 
Сообщили, что мне и Кузину присвоили звание Героя Советского Союза. 
Во Львове из-за плохой погоды просидели десять дней. 
25.03.45 г. 
Сели в Дебрецене. Накупили яблок, орехов, ручных часов. 
26.03.45 г. 
Прибыли в Херед. Сделал 3 вылета, а затем перелетели на аэродром под Левице 
(Чехословакия). Горожане со слезами на глазах жаловались на наших солдат: 
грабят. Да и сами видели на улицах перья из распотрошенных подушек: видимо, 
мародеры искали золото. Это скорее всего злодействовали тыловые крысы. Воюющим 
на передовой ничего не нужно. 
Сбили Героя Советского Союза Рябова, который через полмесяца бежал из плена и 
вернулся в полк. Много летчиков убегают из плена. 
За наше отсутствие из дивизии не вернулось 7 экипажей. 
В Левице мне вручили медаль Золотая Звезда и орден Ленина. Указ от 23.02.45 
года, номер «Золотой Звезды» 2286. Небольшой. Кому-то, видимо, не досталась — 
убит. Номер ордена Ленина 21572. Тогда же объявили о награждении орденом 
Красного Знамени. Это уже третий. 
Послал супруге справки, что воюю — с них требуют. 
6.04.45 г. 
Перелетели под город Трнава, примерно в 100 километрах от Левице. 
Здесь есть сахарный завод. Молодчиков ездил в город и привез килограммов 200 
конфет и 160 — сахара. Я взял 10 килограммов конфет. Выполнил 3 полета. 
Чувствуется, что война заканчивается. 
17.04.45 г. 
Сегодня перелетели в район деревни Копчани. Жил у хозяина 3 этажной мельницы. 
Показал мне все. На первом этаже никого: мешки подвешены, и в них сыплется мука. 
И какая! Крупчатка! 
На втором этаже работал мальчишка, лет 13-15, на третьем — парень лет 20. Еще у 
него есть один работник по хозяйству. У нас на такую мельницу не меньше 100 
человек потребовалось бы. 
С аэродрома Копчани выполнил 15 вылетов. Начались бои за Брно. Вначале в районе 
наших полетов немецкой авиации не было. Потом появилась. Но мы пришли к выводу, 
что летчики у них слабые, не то что раньше. Мы их чаще сбиваем. 
16 апреля какие-то два летчика из группы, которую водил Кумсков, ударили по 
своим. Убили офицера, двух солдат и пять ранили. 
Собираюсь в отпуск, обещают дать, как только возьмем Брно. 
19.04.45 г. 
Сегодня в нашей эскадрилье большая беда. После обеда группу повел мой 
заместитель Саша Пряженников. Замечательный летчик. Правда, после того как 
женился на вооружейнице Соне, стал замечать: начал бояться летать. Просил же у 
Ищенко отпуск для него... И вот Саша сбит на 204-м вылете. Послали документы на 
Героя. А человека нет. 
Вчера Молодчиков повел группу в дождь. Надо бы вернуться, а он опять хотел 
отличиться перед Каманиным... На обратном пути растерял всех, сам прилетел, а 
четыре летчика не вернулись. Через два часа прилетел Аверьянов с молодым 
летчиком, а Корсаков с другим молодым пришли домой пешком. Швецов посадил 
самолет на колеса на немецкой территории, а когда его стали окружать, взлетел и 
сел на нашей территории на фюзеляж. 
В моей эскадрилье остались 2 исправных самолета из 10. Нашла напасть на наш полк 
— бьют самолеты. Пряженников погиб. Сегодня Аверьянов повел на боевое задание 8 
экипажей. Вернулись 3. Шевцова сбила зенитка. 
26.04.45 г. 
Взяли Брно. Полк наградили орденом Красного Знамени. 
29.04.45 г. 
Дважды водил группы. В одной деревне хорошо попали бомбами по автомашинам. 
30.04.45 г. 
Снова водил группу. Очередь снарядов попала в стабилизатор. Дыра огромная — 
1,5x1 метр. Тяжело управлять в воздухе самолетом с такой пробоиной. 
Купил дамское летнее пальто. На наши деньги — около 300 рублей. Пошил себе 
хорошие хромовые сапоги. Отдал шить шинель. Надо запасаться: дома ничего не 
дадут. 
На 30 апреля имею 181 боевой вылет. В 92-й гвардейский полк не вернулись с 
задания 3 экипажа. Немцы изменили тактику: зенитная артиллерия бьет по Ил-2 при 
выходе из атаки. 
8.05.45 г. 
Атаковали вдогонку автотранспорт северо-западнее г. Знаймо: уходил на запад. Но, 
честно говоря, уже было не до атаки. На подлете к цели с командного пункта 
передали: «Лядский, завтра война окончится!» Вернулся из полета и начал делиться 
со всеми этой радостной новостью. 
  В конце мая 1945 года нас собрали в Братиславе и готовили к параду Победы.
Источник:www.militera.lib.ru